ТРОИЦКИЙ МУЕЗЕРСКИЙ МОНАСТЫРЬ В ЗАПАДНОМ БЕЛОМОРЬЕ: РАБОТЫ 2019 ГОДА

Вернуться в библиотеку

М.М. ШАХНОВИЧ

Тверь, Тверская земля и сопредельные территории в эпоху Средневековья. Вып. 13. Тверь, 2020.

М.М. ШАХНОВИЧ

ТРОИЦКИЙ МУЕЗЕРСКИЙ МОНАСТЫРЬ В ЗАПАДНОМ БЕЛОМОРЬЕ: РАБОТЫ 2019 ГОДА

Тверь, Тверская земля и сопредельные территории в эпоху Средневековья. Вып. 13.  Тверь, 2020.

 

История Православия Северо-Запада России в XVIXVII вв. отмечена всплеском «монастырской активности». На территории современной Карелии существовало около сорока разновеликих православных обителей. За небольшим исключением, все они были основаны местными крестьянами, выбравшими с юношества монашескую стезю и первоначально долгое время подвизавшимися в трёх крупных духовных центрах Карелии: Валаамском, Соловецком и Александро-Свирском монастырях. Иноческие обители  преимущественно локализовались в Южной Карелии – на островах побережий Онежского и Ладожского озёр и связанными с ними внутренними водоёмами (Оштинский, Шуйский, Кижский, Андомский, Сердобольский, Олонецкий погосты). В Западном Прибеломорье, в Лопских погостах в XVIIXVIII вв. единственная известная нам монашеская община – это Троицкий Муезерский монастырь, основанный соловецким пострижеником преподобным Кассианом [1].

С конца ХХ в. изучение позднесредневековых церковных древностей стало актуальным направлением в российских исследованиях. До 1990-х гг. небольшие православные монастыри Карелии редко становились предметом исторического и археологического изучения, не получая должного специального анализа и интерпретации [2–8]. Ситуация изменилась в последнее десятилетие, когда археологической экспедицией НМРК было проведено обследование ряда монастырских усадеб Русской Лапландии и Южной Карелии, что значительно восполнило существовавшие исследовательские лакуны [9–20]. По объективным причинам многие монастыри остались вне сферы внимания археологов. К ним относится и Троицкий Муезерский монастырь.

Небольшое озеро Муй (8х5 км) располагается в 60 км к западу от г. Беломорска. Через приток Кеми, порожистую реку Охта, оно соединяется с Белым морем. Его берега – «тёмные», низкие, каменистые, местами заболоченные. В центральной части водоёма находится остров Троицкий (1,8х0,5 км). Это единственное место в Беломорской Карелии, где до наших дней сохранился прекрасный памятник церковного зодчества XVII века – храм святителя Николая Чудотворца. Периодически проводившиеся реставрационные работы во второй половине ХХ в. вызывали «повышенное» внимание к монастырю историков и специалистов по деревянной архитектуре Русского Севера. Начиная с 1960-х гг. на острове, где располагался Троицкий монастырь, побывали экспедиции реставраторов, этнографов, историков, краеведов. Появились публикации, посвящённые различным аспектам его истории [21–23] и культовым сооружениям [24–28].

История Кассиановой обители.

Муезерский монастырь возник на границе Ругозерской и Кемской волостей в царствование Ивана IV, не позднее начала 1570-х гг. [26, с. 30], до образования вотчинного округа Соловецкого монастыря в 1592 г. В отводной книге сотника Семена Юренева (1591 г.) есть краткие сведения о мужской обители в Маслозерской волостке: «Да на Маслозерской ж земли на Муезере на острову монастырек, а в нем храм Троицы Живоначальные, пустынька, а в ней пять братов, а питаютца от своих трудев лешею пашанкою и на озере рыбу ловят. Да на Муезере ж бобыльских 6 дворников» [29, с. 325].

И.М. Мулло, со ссылкой на труд архимандрита Досифея (Немчинова), предполагает, что в конце XVI в. в Ругозерской волости на острове Муезере существовал небольшой острог для защиты Троицкого монастыря, в 1580 г. успешно выдержавший нападение «каянских немцев» [30, с. 22]. Однако информация об этом в указанном источнике отсутствует [31, с. 81].

По преданию, основателем общежительной обители на острове на озере Муй был постриженик Соловецкого монастыря преподобный Кассиан. Об этом местночтимом святом нет никаких биографических подробностей; время его преставления и прославления неизвестно [32, с. 464–467]. В архивных документах имя строителя Кассиана впервые встречается в 1572/1573 г. [25]. Предположительно, при строителе старце Алексии прп. Кассиан был канонизирован правящим новгородским архиереем. В описи 1714 г. основатель назван «строителем преподобным Касьяном» [28, с. 159], что можно считать доказательством свершившегося к тому времени его прославления (канонизации) [22, с. 182]. В 1836 г. его упоминает архимандрит Досифей (Немчинов) в своём труде по истории Соловецкого монастыря [33, с. 383–384].

Полученные в начале XVII в. царские податные льготы и жалованные земли позволили маленькому монастырю, удалённому от основных путей сообщения, возвести все необходимые церковные, жилые и хозяйственные постройки. В середине XVII в. монастырская усадьба включала два храма – Троицкий и Никольский, колокольню «о пяти столпах», пять отапливаемых братских келий «с сенми», сетную келью на берегу озера, большую келью для работников и монастырских служебников, хлебню и поварню, две конюшни, кузницу. В двух верстах от монастыря находилась его мельница с «келейкой малой с сенми теплыми» [26, с. 31]. В 1670-х гг. построены новые кельи с чуланами, «анбар на струбах», квасоварня, «анбар казенной одножирной», «анбар на пристани двоежирной», отремонтированы церкви [22, с. 172]. Позднее появились только две новые часовни – «подле Николаевской церкви» и на берегу Муезера.

Братская община Муезерского монастыря была немногочисленна и не превышала в лучшие годы двух десятков монахов и послушников: в 1677 г. – 12 человек, в 1708 г. – 5 [26, с. 31]. Касьянова пустынь была приписана к Соловецкому монастырю до её упразднения по секуляризационной реформе 1764 г. [1, с. 62–104]. После этого при двух монастырских церквах образовался небольшой приход, в состав которого входили соседние деревни Ушково и Афонино. Во второй половине ХIX в. уцелевшая Никольская церковь вошла в Маслозерский приход.

В 1974–1975 гг. на Троицком острове проводились реставрационные работы под руководством архитектора А.В. Ополовникова. С Никольского храма сняли обшивку и заменили сгнившие брёвна [34]. К востоку от церкви были отмечены остатки деревянных строений – вероятно, монастырских келий или хозяйственных построек. А.В. Ополовников застал хорошо сохранившееся «кладбище старообрядческого типа» со сбитыми из досок домовинами на огороженных жердяными изгородями семейных участках [35, с. 274–278] На большинстве могил были установлены надгробные резные столбики «голубцы» с двускатной кровлей, широко распространённые на Русском Севере и в Карелии до начала XX в. [24, с. 117]. Некоторые из них, уже очень ветхие, сейчас стоят не на могилах, а прислонены к ближайшим деревьям.

Археологические работы 2019 г.

История изучения. В центральной части Беломорского района РК, на озёрах Тунгудское, Машезеро, Березово (бассейн р. Тунгуда), в 1980–1990 гг. археологи П.Э. Песонен, А.П. Журавлёв, А.М. Жульников, открыли и исследовали раскопками более ста разновременных памятников археологии [36, с. 130]. Соседняя гидросистема реки Охта, к которой относится озеро Муй, обследовалась ими выборочно. На отдельных участках побережий верховых озёр были зафиксированы стоянки мезолита – энеолита (Кевятозеро IVIII) [37, с. 47]. В 1987 г. П.Э. Песонен посетила озеро Муй (д. Ушково и остров Троицкий), но ни о каких новых памятников археологии не упоминает. Впервые целенаправленно Троицкий Муезерский монастырь был обследован только в 2019 г. археологической экспедицией НМРК под руководством М.М. Шахновича.[1]

Методика работ. Перед выездом изучались доступные архивные, письменные и картографические источники, связанные с разными периодами истории Муезерской Кассиановой обители. Это позволило очертить блок основных культовых, жилых и хозяйственных построек монастыря, существовавших в XVIXIX вв. К сожалению, анализ интернет-версий космической съёмки зоны северной тайги не даёт возможности оценки природной поверхности как археоландшафта (совокупность реально существующих объектов археологии и специфики их топографического расположения). По этой причине методика полевой работы основывалась на личном опыте по обследованию монастырских усадеб позднего Средневековья – Нового времени в Карелии и Русской Лапландии.

В качестве места для работ была избрана церковь свт. Николая Чудотворца и окружающая её территория в восточной части острова. Первичной задачей было выявление и картографирование элементов древнего культурно-хозяйственного ландшафта на участке монастырской усадьбы. Предполагалось уточнить границы памятника, локализовать на местности основные монастырские сооружения, известные по историческим документам, понять их состояние, наметить стратегию  последующих работ. Из-за краткого времени пребывания на острове удалось только предварительно провести обследование прилегающей к сохранившимся часовням и храму территории. Полученные результаты превзошли наши ожидания. По сравнению с другими монастырскими усадьбами Карелии Касьянова пустынь дошла до наших дней в хорошем состоянии, несмотря на то, что через Муезеро проходит туристический водный маршрут,

Сакральная топография. По устоявшейся традиции общежительные монастыри России строились с соблюдением определённых правил. Место для монастыря не могло выбираться произвольно, а указывалось Божественным Промыслом и очищалось молитвой [38, с. 297–299]. При избрании пристанища для отшельнической жизни православные подвижники Карелии придерживались правил, по всей видимости, сложившихся в XIV–XV вв.: предпочитались острова, узкие перешейки между озёрами и вытянутые мысы, которые нередко в начальные периоды строительства обителей перекапывались каналами, превращаясь в символичные острова [39, с. 436]. В системе евангельской топографии вода выполняла функцию преграды, отделявшей сакральную территорию «умерших для мира». Это было подражанием святыне православного монашества – «саду Богородицы» – полуострову Афон. Данному принципу следовали основатели большинства монастырей Карелии в XV–XVII вв. Карельские деревенские кладбища также устраивались на островах и полуостровах.

Немаловажным было и эстетическое восприятие места крестьянами, как достойного сакрального приложения: «Есть у нас близ нашея деревни остров зело красен и велик … достойно де на сём острове бытии пустыне или монастырю и церкве» [Цит. по 40, с. 81].

Укромный остров, избранный прп. Кассианом на таёжном озере, окружённом труднопроходимыми болотами и лесами, полностью соответствовал средневековому образу «пустыни» из северорусской житийной книжности. Возможно, он устроил монастырь недалеко от родных мест, подобно многим другим основателям карельских обителей.

Внутреннее структурирование монастырской усадьбы также было единообразным: чёткое разделение освоенного пространства на сакральную и хозяйственные зоны с водным рубежом между ними; для внешнего контура церковно-жилой территории – выдерживание в плане четырёхугольной формы; обязательное строительство ограды и двух «врат»; размещение рядом с церковью трапезной и братского кладбища, и в некотором удалении – жилых «келий» и основных «домовых» служб («хлебня и поварня, келья проскуренная», амбары, погреба, ледники); вынесение «коровьего двора со стаями и сараями» и дворов «бельцов» за пределы монастырской стены [1, с. 78].

В центральной России в XVII в. существовали «противопожарные» правила по взаимному размещению церковных и жилых построек. Дома должны были находиться от церкви «в пространных местах» на удалении 40–50 саж., а «втесных» – в 30 саж., «что б во время пожара церквям божьим и от церквей жилым дворам было бережно» [Цит. по 41]. Пока неясно, учитывалось ли это требование в монастырях Карелии.

Местонахождение Касьяновой пустыни локализуется на восточной оконечности Троицкого острова. Основные монастырские сооружения располагались на ровной, с небольшим уклоном к югу, востоку и западу площадке, на высоте 9–11 м над озером. К началу наших исследований остатки монастыря, за исключением церкви и часовень, находились археологизированном состоянии. Культурный слой памятника сильно не потревожен «поздним» антропогенным воздействием – строительными и сельскохозяйственными работами. По данным визуального осмотра площадь его распространения предварительно определена в 8600 м2 (125х65 м).

БОльшая часть расчищенной от камней монастырской территории после официального закрытия обители и до недавнего времени использовалась жителями ближайших деревень под покосы. Сейчас растёт смешанный лес, на песчаных склонах – средний сосняк. Заповедной считалась зона вокруг сакральных объектов (церковь, кладбище и две часовни). Именно здесь можно увидеть вековые ели диаметром до 1,2 м.

Опишем основные выявленные монастырские объекты.

Церковь свт. Николая Чудотворца располагается в 87 м к западу от восточной оконечности острова, приблизительно на высоте 8–9 м над уровнем воды. В период существования монастыря этот участок берега, скорее всего, был полностью обезлесен. Два храма выступали символьными доминантами озёрного ландшафта, организующими окружающее природное и рукотворное пространство.

По сложившемуся представлению, зимнюю церковь срубили и освятили не ранее 1602 г. [24; 26], но существует и мнение о более ранней дате постройки в 1573 г. [23, с. 197]. Храм изначально имел трапезную и притвор, в который вело двувсходное крыльцо (паперть) под двускатной крышей [24, с. 113, 115; 23, с. 197]. В левом углу трапезной, как в простых курных избах, располагалась печь-каменка из булыжного камня (рис. 2). Под церковью, установленной на высоком подклете, находился «подвало кладовой», где стояла вторая чёрная печь для отопления [23, с. 197]. В начале ХХ в. в четырёх маленьких окнах в паперти и алтаре сохранялись рамы со слюдой. Последний в досоветское время ремонт древнего храма проводился в 1892–1901 гг. Тогда в паперти заменили сгнившие брёвна, постелили новую крышу на всю церковь; три стены (кроме западной) были обшиты, а в 1897 г. церковное здание покрасили жёлтой охрой [22, с. 178].

К настоящему времени облик Никольской церкви существенно изменился. Крыльцо, паперть и келарская исчезли [42, с. 142]. Храмовое здание состоит из двух неодинаковых клетей, конструктивно связанных общей стеной. Первая клеть, вытянутая с востока на запад, вмещает алтарь и помещение для молитвы, а вторая, квадратная – трапезную. Восточная часть алтаря и трапезная покрыты двускатными слеговыми кровлями. Над западной частью церкови возведён приземистый восьмерик, над ним – шатёр с луковичной главкой. [22, с. 179].

Перепад поверхности склона холма по длинной оси здания (запад – восток) составляет около 1,2 м. Неясно почему для строительства не избрали более ровный участок. Для нивелирования общего уровня храма создан сплошной ленточный фундамент в траншее. Его конструкция проста и традиционна для деревянных храмов Карелии. Использовался местный материал – валуны без обработки, облицовка фасада отсутствовала. Обычно сложенные «насухо» фундаменты из плит или валунов не были высокими и их размеры существенно отличались на разных участках одного здания [12; 15]. В западной части Никольской церкви кладка невелика: под брёвна подложены небольшие уплощённые камни толщиной до 0,1 м; в противоположной, восточной – использовались уже массивные валуны. Например, под юго-восточным углом здания находится камень размерами 1,1х0,5х0,4 м. Нельзя полностью исключить ситуацию, что фундамент – более поздний, чем здание церкви. Такая практика последующей несложной конструкционной доработки церквей также известна: под сруб при замене нижних венцов подводились «стулья».

Градусное направление здания церкви и рядом находящейся часовни Образа Спаса Нерукотворного совпадают. Предположительно, они «увязаны» друг с другом и выстроены позднее часовни-гробницы прп. Кассиана, которая ориентирована точно по линии запад–восток, без обычной погрешности в широтном склонении. В раннем русском храмовом строительстве алтари ориентировались не на восток как таковой, а на восход солнца. Общеизвестно, что географический восток и место восхода солнца не совпадают, поэтому большинство древнерусских церквей ориентированы апсидами к астрономическому востоку с существенными отклонениями от канонического направления [43, с. 47]. Это объясняется совпадением вектора длинной оси церкви с азимутом восхода солнца в день, когда происходила закладка церкви, т.е. в день святого – покровителя храма [43, с. 43; 44, с. 40; 45].

С западной стороны церкви после удаления растительности наблюдался невысокий земляной валик (высотой 0,15 м), вероятно, оставшийся от стен сруба, длиной 6,5 м (запад – восток). Он примыкает к сохранившемуся зданию. Компактную груду камней (2,5х4,5 м и высотой до 0,3 м) к северу от современной входной лестницы можно предварительно интерпретировать как развал большой печи-каменки.

По северорусской храмостроительной традиции около церкви, с западной стороны, по одной оси или немного в стороне, возводилась колокольня. Утраченная к середине ХIХ в. [23, с. 195], предположительно она стояла на месте, где сейчас  находятся современные могилы. Существует гипотеза, что монастырская колокольня имела не срубное основание и каркасный верх, а была установлена на четырёх столбах. Такого рода «облегчённые» звонницы известны на Русском Севере [46].

Часовня Образа Спаса Нерукотворного. Деревянный сруб часовни находится в 10,8 м к северо-западу от Никольской церкви, т.е. первоначально она располагалась вплотную к зданию храма. Это небольшая клеть, срубленная «в обло» и обшитая тёсом. На ней построена четырёхгранная шатровая кровля, увенчанная деревянным восьмиконечным крестом (рис. 5). Помещение освещается через небольшое оконце, прорубленное в южной стене. Невысокий фундамент и вымостка при входе сделаны из плоских необработанных плит гранита (max 0,6х0,7 м). По оценке специалистов, к XVII в. относятся стены, за исключением нескольких верхних венцов, и сохранившееся косящатое окошко над дверью. Часовенное здание не ремонтировалось с начала ХХ в. В XIX в. был расширен дверной проём, на кровле поверх старого нижнего слоя тёса положили новый, более тонкий, с резными пиками на концах, а сруб был обшит и покрашен [22, с. 172].

В часовне, сразу после постройки, был установлен монументальный четырёхметровый обетный крест с резным распятием. Надпись на его подножии сообщает о времени поставления в 1681 г.: «Лета 7189 го года апреля во день поставил сий крест старец Алексеи Муезерской пустыни на поклонение православным крестьянам и по своему обещанию» [28, с. 157]. Справа от входа возле окна, стоял второй поклонный крест, несколько меньшего размера, «с резными в кругах буквами», поставленный по обету старцем Алексием (Ермаковым): «Лета 7190 июля в 5 день поставил сей крест старец Алексей на поклонение православным крестьянам» и «Да воскреснет Бог и разыдутся врази Его, Кресту Твоему поклоняемся Владыко. Крест красота всея вселенныя» [Цит. по 47; 24, c. 117]. В 1961 г. распятие было снято с креста, разобрано и перевезено в Русский музей.

Над входом в часовню было укреплено резное изображение шатрового собора с иконой Спаса Нерукотворного: «с шатровой главой и входною дверью с двумя окнами по бокам…» [47, с. 389], ныне хранящееся в Государственном Русском музее [23, с. 189–190].

Перед входом в часовню сохранялась каменная плита, на которой по преданию «приплыл» святой Кассиан Муезерский. Легендарный камень, точнее три его фрагмента (0,9х0,5 м, 0,75х0,45 м, 0,55х0,32 м, толщина 4 см), сейчас лежит в 3 м к западу от часовни. По рассказам он был расколот рабочими при реставрационных работах в 1980-е гг.

Часовня над могилой прп. Кассиана. Скромная часовня, накрывшая могилу основателя, находится в 16,9 м к западу от часовни Образа Спаса Нерукотворного (рис. 7). При строителе Алексии (Ермакове), как сообщается в описи 1679 г., был «вновь над строителя Муезерския пустыни над Касьяна гробнице сделан киот с дверьми и покрыт новым тесом» [28, с. 159]. Предполагается, что до этого времени место захоронения старца Кассиана не выделялось в монастырском пространстве. Дошедшее до нас часовенное здание, рубленное «в лапу», построили предположительно в конце XIX в. на месте более раннего. Из-за своей клетской конструкции часовня напоминает простой маленький амбар под двускатной крышей. Внутри – пустая дощатая рака, «похожая на обычный сундук». Приходившие в Муезерский монастырь паломники обязательно поклонялись могиле основателя и оставляли рядом с ней свои приношения. Размеры часовни – 3,55х3,5 м. Сруб поставлен на каменный фундамент (высота 0,25 м) из сложенных насухо в два ряда необработанных камней средней величины.

К часовне примыкает (в 2,2 м к северо-западу) хорошо заметная выкладка из крупных задернованых валунов (до 0,9х0,9х0,6 м), в плане П-образной формы. Размеры по внешнему контуру – 3,7х4 м, по внутреннему – 2,2х2,3 м, высота – 0,6 м, ширина (северная стенка) – 1,2 м. Назначение сооружения непонятного, но возможно, это фундамент навеса над поклонным крестом.

Церковь во имя Святой Троицы. В 16 м к западу от часовни прп. Кассиана зафиксирована впадина прямоугольной формы (11х8,5 м), ориентированная по длинной оси – юго-запад – северо-восток. Впадина задернована, плотно заросла крупными елями и березняком, имеет ровное дно, глубиной до 0,4 м. По её периметру хорошо виден характерный валик от стен высотой 0,35 м и шириной 0,6 м. С восточной стороны к ней примыкают две округлой формы ямы неясного назначения, диаметром 2,4 м и 3 м и глубиной до 0,35 м. Скорее всего, это остатки первой монастырской церкви.

В письменных документах Троицкая церковь впервые упоминается в отводной книге, составленной сотником Семеном Юреневым в 1591 г. при передаче Соловецкому монастырю земель в Кемской и Подужемской волостях: «Да на Маслозерской ж земли на Муезере на острову монастырек, а в нем храм Троицы Живоначальные, пустынька, а в ней пять братов, а питаютца от своих трудев лешею пашанкою и на озере рыбу ловят. Да на Муезере ж бобыльских 6 дворников» [Цит. по 48, с. 325]. В описи Муезерской пустыни 1705 г. она описывается более подробно: «…церковь живоначальная троицы древяная с трапезою холодная клинчатая. Глава обита чешуею древяною, крест на главе осмоконечной, та церковь и олтарь и трапеза и за нею паперть покрыты тесом з зубцами…» [Цит. по 23, с. 190]. Незадолго до закрытия монастыря обветшавший Троицкий храм в 1751 г. был отремонтирован и заново освящён. Год, в котором церковь погибла в пожаре, не известен (конец XVIII – начало XIX в.?) [23, с. 193; 47].

«Дом с печами». В 15 м на юго-восток от Никольской церкви находятся остатки здания, возможно, двухэтажного, с двумя печами. Хорошо видны следы стен – ровный задернованный валик на месте истлевших нижних брёвен, высотой 0,35 м и шириной 0,3 м. Размеры 10х19 м, ориентация по длинной оси – север – юг.

В северной части дома находятся две большие печи и одна невысокая каменная кладка неясного назначения. Печи задернованы, поросли деревьями, сложены из крупных необработанных камней, в плане округлой формы, с плоской вершиной, размерами 4,5х5,5 м и 3х5 м, высотой 1,4х1,5 м.

 «Ледник». В 20 м к востоку от Никольской церкви находится оригинальное, хорошо сохранившееся сооружение из камней, которое можно интерпретировать как каменный ледник [17, с. 261–264]. Его верхняя часть и стенки выложены «насухо» из крупных валунов (max 1,1х0,8 м). Размеры по внешнему контуру – 3,7х3,6 м, по внутреннему – 1,9х1,2 м, глубина – 1,3 м. Скорее всего, он взаимосвязан с «домом с печами», который располагается в 7 м к югу.

Ледники как специальные сооружения для хранения скоропортящихся продуктов с помощью льда известны давно в лесной зоне Европы. Ледяные глыбы весной вырезались специальными пилами и плотно укладывались в промороженную и проветренную за зиму яму погреба. Позднесредневековые ледники в Центральной России имели для отвода талой воды специальные желоба и колодцы, а также отдушины для вентиляции [50, с. 208]. В нашем случае песчаное дно позволяло осуществлять процесс дренирования без дополнительных конструкций. Размеры ледника зависели от объёмов продуктов.

Поверх котлована ледника мог быть построен однокамерный бревенчатый сруб – «напогребник», хотя есть описания и «облегчённых» конструкции без крыши, с перекрытием льда и продуктов соломой и досками [49; с. 47]. Ледники, погреба, амбары входили в хозяйственную зону внутримонастырского пространства и обычно располагались около трапезной, кухни, хлебни.

Ледник Муезерского монастыря отличается от немногочисленных исследованных раскопками погребов [51] и известных по этнографическим материалам объектов на «новгородских землях» Русского Севера [51]. Использование «булыжного» камня при строительстве погребов в сельских и городских усадьбах мирян здесь не известно. Стенки ям котлованов во избежание осыпания обычно обшивались плахами, берестой, обмазывались глиной или же внутри них делался бревенчатый сруб [52, с. 135–137]. Редкие каменные погреба-ледники единичны в единичных крупных северных монастырских хозяйствах. Например, среди построек Соловецкого монастыря в XVIII в. упоминается погреб с каменными стенами и бревенчатым потолком [53, с. 73]. Как показал анализ работ по данной тематике, обкладка камнями была строительной традицией «московской» округи [54; 55]. Ледник на Троицком острове – это второй объект подобного рода в Карелии. Ещё один раскапывался в 2008 г. на усадьбе Троицко-Сунорецкого монастыря в Западном Прионежье [17, с. 261–264]. В обоих случаях мы имеем дело с копированием образцов «каменного дела» Соловецкой обители.

«Ограда». В двух местах усадьбы, на юго-западном и северном участках берегового склона, зафиксированы хорошо сохранившиеся каменные «оградки». Наиболее выразительная невысокая «стенка», в 30 м к северу от часовни Образа Спаса Нерукотворного, располагается на краю террасы. Она полностью задернована, вытянута по прямой с севера на юг: длина – 12,5 м, ширина – 1,5 м, высота над уровнем озера – около 8 м, засыпка песком между камней отсутствует. Два-три ряда уплощённых необработанных камней средней величины (max 0,7х0,6х0,2 м) уложены до уровня 0,5–0,7 м м от с.д.п. Заглубление конструкции в землю не отмечено. Несколько нижних валунов уходят в почву, т.е. их использовали в естественном состоянии.

Второй участок монастырской ограды – в юго-западной части усадьбы, в 35 м на северо-восток от часовни прп. Кассиана. Он в два раза протяжённее первого – 22 м. Так же на краю склона террасы, на высоте 8 м, вытянут с юго-запада на северо-восток, повторяет изгиб рельефа. Данная «стенка» невысокая – до 0,35 м, шириной до 1 м и сложена из небольших камней (диаметром до 0,35 м).

Визуально они похожи на остатки валунных оснований невысоких деревянных стен, традиционно возводимых вокруг монастырей: «а около того монастыря вкруг ограда деревянная, крыта тёсом» и сельских прицерковных кладбищ. Фортификационное назначение для них изначально не предполагалось.

Ограда – это необходимое завершение архитектурной композиции ансамбля обители. Монастырская стена, как и водная преграда, имеют значение видимых символичных препятствий, отделяющих сакральную территорию – земное подобие Рая – от материальной суеты грешного мира: «ограда крепка, токмо не высока» [56].

На кладбищах и в монастырях на отдельных участках конструкция ограды могла быть различной [57; 58]. И не всегда они полностью замыкали территорию монастырской усадьбы или сельского некрополя [59]. Они могли «прикрывать» только «проблемные места», чаще всего, с «фасада», где происходило наибольшее соприкосновение с внешним миром: около ворот, в местах дорожных подъездов, на береговых склонах с видом на соседние деревни.

В Муезерском монастыре первая стена ориентирована на дорогу от пристани к церкви, вторая – на деревню Авдеево на противоположном берегу озера. Существующий значительный незаполненный разрыв между «оградками» можно объяснить незаконченностью сооружения или возможным восполнением недостающих участков по периметру обители «облегчённым» вариантом жердевой изгороди. Какие-то признаки, указывающие на возможные места ворот проследить не удалось.

Кладбище обычно располагается рядом церковью. По опыту обследования монастырских некрополей, историю островного могильника на Муезеро можно разделить на три условных периода: 1. Братское кладбище в период существования монашеской обители (конец XVI – середина XVIII в.). Оно могло быть около алтарей церквей с южной стороны или на специальном обособленном участке в границах монастырской усадьбы; 2. Кладбище в недолгий временной период после закрытия монастыря (2 половина ХVIII в.) – деление погребальных зон на «старую» – монастырскую и «новую» – мирскую; 3. Приходское прицерковное кладбище деревень близлежащей округи на «острове мертвых» (ХIX–ХХ вв.). Захоронения производятся на статусных местах вокруг храма и на «семейных участках», иногда на существенном удалёнии от церкви.

Традиционное, преднамеренное небрежение карел к поддержанию могил «в опрятности» приводило к тому, что по прошествии не более пятидесяти лет наземные следы захоронений терялись. Кроме того, монашеские погребения в северных монастырях сознательно делались без надмогильных сооружений (насыпи, домовины, кресты и т.п.). К этому нужно добавить обычную «текучесть» в XVIXVII вв. в общине обители и, соответственно, утрату памяти о захоронённых. Поэтому при отсутствии необходимости экономии кладбищенской территории более ранние могилы постоянно нарушались поздними могильными ямами.

Могилы устраивались преимущественно вне храма, около церковных стен [60]. «Престижными» считались восточный алтарный сектор, где погребали священников, монахов, и западный участок по обеим сторонам крыльца. Погребения существовали и внутри церквей, в подклети. В алтарной части приходских храмов погребали, а иногда просто «складировали», домовины с умершими младенцами до года. Некрещённые новорожденные и мёртворождённые в деревянных ковчежцах и выкидыши в берестяных «кулёчках» подзахоранивались снаружи к стене церкви, вдоль её периметра. Внутри храма производились и погребения «взрослых»: наиболее значимых членов братии могли хоронить в южной части алтаря (в дьяконнике), а мирян – в притворе [15].

В настоящее время остатки сельского кладбища (могильные холмики, столбики и кресты) второй половины ХХ в. хорошо видны к югу, западу, востоку и северо-западу от Никольской церкви.

Каменный крест найден в 18 м к западу от часовни прп. Кассиана. Он был основательно заглублён в грунт, с закреплением нижней части между камней. Первоначально крест установили вертикально, но со временем он накренился к югу. Скорее всего, он памятный – отмечает место алтаря сгоревшей церкви Святой Троицы. Он изготовлен из плоского камня: длина – 0,81 м, ширина – 0,15 м в его верхней части, 0,19 м на уровне земли и 0,21 м в нижней части, толщина – 0,05 м. Длина его надземного части составляла всего 0,36 м. На торцах сделаны по две округлых выемки, намечающие непропорционально короткие боковые выступы, что придало верхнему окончанию «крестообразную» форму. Боковые плоскости торцов имеют естественную скруглённость. Следы обработки, надписи, изображения на обеих широких сторонах креста отсутствуют.

Это второй каменный крест в Муезерском монастыре. В 1961 г. экспедиция Государственного Русского музея вывезла несколько реликвий [61], среди которых был каменный крест из алтаря Никольской церкви («десять вершков длиной и шесть вершков шириной» – 45х27 см) с датированной надписью: «Поставилъ сий крест перъвоначальной старецъ инокъ Генадий лета 7081 (1573) месяца августа в 11 день» [Цит. по 47, с. 388]. Первоначально он находился при гробнице Кассиана [23, с. 188].

Кресты из камня – редкие объекты на территории Карелии. Подобного «упрощённого» типа, нечёткой формы, кустарно изготовленные намогильные кресты, широко распространены в основном в Белоруссии и Псковской области РФ [62]. Единично они и встречаются на карельских кладбищах в Западном Приладожье. Финляндские археологи предварительно датируют их XVIXVIII вв. [63, р. 163; 64, р. 502]. В Северной Карелии нам известен только один сходный, но бОльшего размера каменный крест на кладбище в д. Костомукша, запечатлённый на фото К. Инха (1894 г.) [62, с. 358–359].

Выводы. При строительстве жилых, культовых и хозяйственных построек Муезерской обители использовался опыт каменного строительства в Соловецком монастыре, привнесённый в Беломорье из Центральной России в ХVI в. Это ряд признаков, которые следует рассматривать как нехарактерные для небольших монастырей Карелии в XVI–XVIII вв.: создание вымостки из каменных плит перед входом в часовню Образа Спаса Нерукотворного; строительство ледника с валунной обкладкой стен; возведение каменной пристани; «оригинальная» система отопления Никольской: из отапливаемой печью-каменкой подклета тёплый воздух поступал в верхние помещения по специальному деревянному коробу [35, с. 33]. Тесные связи Соловецкого монастыря и «дочерней» Муезерской обители подтверждаются историческими документами.

Предварительные изыскания 2019 г. позволили получить интересные результаты по истории Троицкого Муезерского монастыря. Этот выразительный позднесредневековый памятник заслуживает более пристального внимания специалистов.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1.                 Кожевникова Ю.Н. Монастыри и монашество Олонецкой губернии во второй половине XVIII – начале ХХ в. Петрозаводск: ПетроПресс, 2009. – 302 с.

2.     Кирпичников А.Н., Хлопин И.Н. Обследование острова Коневец на Ладожском озере // Археологические открытия 1973 года. М.: Наука, 1974. – С. 14.

3.                 Спиридонов А.М. Археологические исследования на усадьбе Палеостровского монастыря // Вестник Карельского краеведческого музея. Вып. 2. Петрозаводск: Госкомиздат, 1993. – С. 55–61.

4.                 Дмитриева Т.П. Работы на территории Муромского монастыря // Археологические открытия 1993 года. М.: Наука, 1994. – С. 9.

5.                 Бирюков Ю.Б. Раскопки Рождественского собора Коневецкого Рождественского монастыря // Археологические открытия 1997 года. М.: Наука, 1999. – С. 13–14.

6.                 Амелина Т.П. Монастырь на о. Брусно // Музей и краеведение на Европейском Севере. Петрозаводск: Скандинавия, 2001. – С. 85–95.

7.                 Сорокин П.Е. Археологическое изучение Валаамского монастыря: к вопросу о возникновении и об исторической топографии // Валаамский монастырь: духовные традиции, история, культура. СПб.: Спасо-Преображенский Валаамский монастырь, Сатис, Держава, 2004. – С. 89–107.

8.                 Алексеев А.В. Предварительные результаты археологических исследований на месте Свято-Троицкой Юрьегорской пустыни // Вестник Сыктывкарского университета. Вып. 3. 2014. – С. 15–35.

9.                 Шахнович М.М. Археология реки Варзуга // Варзуга – первое русское поселение на Кольском Севере / Вторые Феодоритовские чтения. СПб.: Ладан, 2010. – С. 153–172.

10.             Шахнович М.М. Каменные кресты Карелии // Учёные записки Петрозаводского государственного университета. № 5 (110). Петрозаводск: ПетрГУ, 2010. – С. 27–35.

11.             Шахнович М.М. Древний храм святых Бориса и Глеба на реке Паз: опыт историко-археологического исследования // Четвёртые Феодоритовские чтения / Север и история. СПб.: Ладан, 2012. С. 181–215.

12.             Шахнович М.М. Археологическое обследование Благовещенской церкви Ионо-Яшезерского монастыря в 2012 году // Православие в вепсском крае. Петрозаводск: Карельский научный центр РАН, 2013. – С. 50–75.

13.             Шахнович М.М. Археологические изыскания в Трифоново-Печенгском монастыре в 2011 г. // IX Ушаковские чтения. Мурманск: МГГУ, 2013. – С. 86–97.

14.             Широбоков И.Г., Шахнович М.М. Антропологический состав позднесредневекового населения Терского берега Белого моря (по материалам раскопок некрополя Свято-Никольской церкви с. Варзуга // Записки ИИМК РАН. Вып. 8. СПб., 2013. – С. 193–202.

15.             Шахнович М.М., Широбоков И.Г. Археологическое обследование церкви Рождества Пречистой Богородицы в г. Кандалакша в 2013 г. // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Вып. 28. В. Новгород: Новгородский музей-заповедник, 2014. – С. 174–189.

16.             Шахнович М.М., Кожевникова Ю.Н., Сонина А.В. Новые монументальные памятники истории Православия в Карелии // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Вып. 28. В. Новгород: Новгородский музей-заповедник, 2014. – С. 295–301.

17.             Шахнович М.М. Троицко-Сунорецкий монастырь в западном Прионежье: археологические работы 2007–2011 гг. // Тверь, Тверская земля и сопредельные территории в эпоху Средневековья. Вып. 10. Тверь: «ИПК Парето-Принт», 2017. – С. 257–272.

18.             Шахнович М.М. Археологические работы по поиску «братской могилы 116 мучеников» Трифонов-Печенгского монастыря // Тверь, Тверская земля и сопредельные территории в эпоху Средневековья. Вып. 10. Тверь: «ИПК Парето-Принт», 2017. – С. 241–256.

19.             Шахнович М.М. Археологические работы на Монастырском Наволоке в г. Кандалакше в 2015 г. // Бюллетень ИИМК РАН. Вып. 6. СПб., 2017. – С. 127–137.

20.             Шахнович М.М. Раскопки на усадьбе Адриано-Андрусовского монастыря в 2017 г. (Олонецкий район Республики Карелия) // Бюллетень ИИМК РАН. № 8. 2018. – С. 70–80.

21.             Тарасов А.В., Линников Д.Д. К истории Троицкого монастыря на Муезере и его Никольской церкви // История просвещения Европейского Севера: Материалы международной историко-краеведческой конференции Восьмые Феодоритовские чтения. СПб.: Ладан, 2016. – С. 99–109.

22.             Кожевникова Ю.Н. Троицкий Муезерский монастырь в Западном Беломорье (XVI – начале XXI в.) // Поморские чтения-II: сборник докладов научно-практической конференции. Архангельск: Лоция, 2019. – С. 166–184.

23.             Носкова А.Г. Троицкая обитель на Муезере в архивных источниках // Поморские чтения-II: сборник докладов научно-практической конференции. Архангельск: Лоция, 2019. – С. 185–201.

24.             Молчанов А.А. Деревянная церковь Николая Чудотворца в Муезерском монастыре // Архитектурное наследство. М.: Стройиздат, 1969. № 18. – С. 112–117.

25.             Шургин И.Н. Никольская трапезная церковь на Муезере // Реставрация и исследования памятников культуры. М.: Стройиздат, 1982. Вып. 2. – С. 89–95.

26.             Шургин И.Н. Никольская церковь (1602 г.) Муезерской пустыни и деревянные монастырские трапезные церкви // Исчезающее наследие: Очерки о русских деревянных храмах XV–XVII веков. М.: ВБГИЛ, 2006. – С. 29–40.

27.             Бронникова Е.П. Редкие фотографии Соловецкого монастыря // Духовное и историко-культурное наследие Соловецкого монастыря. Соловки: Изд-во Соловецкого монастыря, 2011. – С. 230–234.

28.             Антропова И.А. Резной крест XVII века из Муезерского монастыря: к проблеме реконструкции и истории создания памятника // Святые и святыни Обонежья. Материалы всероссийской научной конференции. Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2013. – С. 153–161.

29.             Материалы по истории Карелии XII–XVII веков. Петрозаводск, 1941. – 324 с.

30.              Мулло И.М. Памятники истории и культуры Карелии. Петрозаводск: Карелия, 1984. – 240 с.

31.             Досифей, архим. Географическое, историческое и статистическое описание ставропигиального первоклассного Соловецкого монастыря. Ч. 1. М.: Университетская типография, 1836. – 426 с.

32.             Кожевникова Ю.Н. Кассиан Муезерский // Новый Олонецкий патерик. СПб.: Дмитрий Буланин, 2013. – С. 464–467.

33.             Досифей, архим. Географическое, историческое и статистическое описание ставропигиального первоклассного Соловецкого монастыря. Ч. 2. М.: Университетская типография, 1836. – 880 с.

34.             Архив Центра по государственной охране объектов культурного наследия Республики Карелия. Паспорт № 1809.

35.             Ополовников А.В. Русское деревянное зодчество. М.: Искусство, 1986. – 310 с.

36.            Жульников А.М. Поселения эпохи раннего металла Юго-Западного Прибеломорья. Петрозаводск: Паритет, 2005. – 310 с.

37.             Археологические памятники Карелии. Каталог. Петрозаводск: Карельский научный центр РАН, 2007. – 198 с.

38.            Усков Н.Ф. Христианство и монашество в Западной Европе раннего Средневековья. Германские земли II/III – середина XI в. СПб.: Алетейя, 2001. – 512 с.

39.            Шахнович М.М. К вопросу о гидротехнических крестьянских сооружениях Карелии: каналы озера Каменное (Киитехенъярви) // Тверь, Тверская земля и сопредельные территории в Средневековье. Вып. 9. Тверь: «ИПК Парето-Принт», 2016. – С. 426–437.

40.            Пашков А.М. Троицкая Сунорецкая пустынь в истории России // Кондопожский край в истории Карелии и России / Материалы IV краеведческих чтений посвящённых памяти А.И. Шошина. Петрозаводск: Прогресс, 2000. – С. 77–89.

41.            Тимошенкова З.А. Крестьянский двор на Северо-Западе России во второй половине XVII века // Археология и история Пскова и Псковской земли. Псков: Псковский музей-заповедник, 1988. – С. 45–46.

42.            Ополовников А.В. Сокровища Русского Севера. М.: Стройиздат, 1989. – 367 с.

43.            Раппопорт П.А. Ориентация древнерусских церквей // КСИА. № 139. М.: Наука, 1974. – С. 43–48.

44.             Гаряев Р.М. К вопросу об ориентации русских церквей // КСИА. Вып. 155. М.: Наука, 1978. – С. 40–44.

45.            Подосинов А.В. К вопросу об ориентации древнерусских церквей // Церковная археология. Материалы Первой Всероссийской конференции. Ч. 1. СПб.  Псков: ИИМК РАН, 1995. – С. 88–90.

46.            Половинкин И.В. Покровский Озерский монастырь на иконе XVII века // Археология и история Пскова и Псковской земли. Псков: Псковский музей-заповедник, 1992. – С. 45–48.

47.            Корельский Г. Приписная Муезерская церковь в Маслозерском приходе // Архангельские епархиальные ведомости. 1912. № 13–14. – С. 385–390.

48.            Материалы по истории Карелии XII–XVII веков. Петрозаводск: Государственное издательство Карело-Финской ССР, 1941. – 440 с.

49.            Мильчик М.И. Злоключения каргопольских плотников на дворе московского дьяка в 1690 г. // Уездные города России: историко-культурные процессы и современные тенденции. Каргополь: Велти, 2009. – С. 43–54.

50.            Рабинович М.Г. Русское жилище в XIIIXVII вв. // Древнее жилище народов Восточной Европы. М.: Наука, 1975. – С. 156–244.

51.            Дубровин Г.Е., Тарабардина О.А. Погреб-ледник XVI века с Фёдоровского VI раскопа // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Вып. 12. В. Новгород: Новгородский музей-заповедник. 1998. – С. 154–158.

52.            Харузин А. Славянское жилище в Северо-Западном крае. Вильно: ТипоЛитография Товарищества п. ф. «Н. Манц и Ко», 1907. – 342 с.

53.            Скопин В.В. Историческая застройка вокруг Соловецкого монастыря XVII – начала ХХ в. // Соловецкое море. Вып. 7. Архангельск – Москва: Товарищество Северного мореходства. 2008. – С. 59–77.

54.            Коваль В.Ю. О местонахождении Войницкого мыта // Археология Подмосковья. Вып. 10. М.: ИА РАН, 2014. – С. 111–128.

55.            Богомолов В.В., Володин Е.О., Заидов О.Н., Цыбин М.В., Шебанин Г.А., Шеков А.В. Предварительные итоги археологических исследований селища Большое Саврасово 2 // Археология Подмосковья. Вып. 11. М.: ИА РАН, 2015. – С. 339–411.

56.            Бусева-Давыдова И.Л. Некоторые особенности пространственной организации древнерусских монастырей // Архитектурное наследство. М. Стройиздат, 1986. Т. 34. – С. 201–206.

57.            Шахнович М.М. Валунные насыпи на территории Карелии // Кижский вестник. Вып. 10. Петрозаводск: Государственный историко-архитектурный и этнографический музей-заповедник «Кижи», 2005. – С. 260–277.

58.            Секретарь Л.А. О типологии деревянных рубленных оград монастырей и погостов XVIII века // Проблемы исследования, реставрации и использования архитектурного наследия Карелии и сопредельных областей. Петрозаводск: ПетрГУ, 1986. – С. 59–73.

59.            Шамина И.Н. Ограды русских монастырей начала XVIII в. по переписным книгам 1701—1705 гг. // Жизнь в Российской империи: новые источники в области археологии и истории XVIII века. М.: ИА РАН , 2018. – С. 113–116.

60.            Шахнович М.М., Широбоков И.Г. Позднесредневековый православный могильник с. Варзуга: Итоги работ 2011–2012 гг. // Некрополи Кольского Севера: Изучение. Сохранение. Коммуникация. Мурманск: МГГУ,  2013. С. 27–49.

61.            Смирнова Э.С. Экспедиция в Карельскую АССР // Сообщения Государственного Русского музея в Ленинграде. Л.: Наука, 1964. Вып. 8. – С. 127–129.

62.            Шахнович М.М. Монументальные каменные кресты Карелии // Новгород и Новгородская земля: история и археология. Вып. 23. ВНовгород: Новгородский музей-заповедник, 2009. – С. 343–365.

63.            Bel’skiy Stanislav V., Shakhnovich Mark M., Laakso V. «Novgorodian» stone crosses from the Western Ladoga region // Fennoscandia archaeological. XXXVI. 2019. P. 163–171.

64.            Viipurin läänin historia. I. Karjalan Synty. Jyväskylä: Gummerus Kirjapaino Oy. 2003. – 560 р.


 

[1] Огромная признательность за помощь Ирине Михайловой, Леониду Третьякову, Алексею Дегтярёву.

 

В начало страницы

Вернуться в библиотеку