АРХЕОЛОГИЧЕСКОЕ ОБСЛЕДОВАНИЕ БЛАГОВЕЩЕНСКОЙ ЦЕРКВИ ИОНО-ЯШЕЗЕРСКОГО МОНАСТЫРЯ В 2012 Г.

Вернуться в библиотеку

Шахнович М.М.

Православие в вепсском крае. Петрозаводск, 2013. С. 50–75.

Введение

Во второй половине XVII века в Карелии существовало более сорока больших и малых православных монастырей. Их изучение представляет несомненный интерес для исследователей периода позднего Средневековья. Большинство памятников монастырской храмовой архитектуры на территории Карелии погибло и существует только в археологизированном состоянии. При незначительности письменных сообщений археологические материалы могут восполнить необходимую источниковую базу.

В 1980–2000-х гг. на усадьбах монастырей Южной Карелии петрозаводскими и петербургскими археологами проводились небольшие предварительные изыскания. Рекогносцировочными шурфами и траншеями различной площади обследованы усадьбы Валаамского, Муромского, Палеостровского, Клименецкого, Сунорецкого, Сяндебского, Коневецкого, Брусненского монастырей.[1] К сожалению, эти работы не носили систематического характера, их результаты авторами исследований часто публиковались очень «схематично» и сейчас мы обладаем обрывочными, случайными данными о монастырских древностях.

Целью статьи является привлечение внимания к примечательному и во многом неординарному памятнику монастырского строительства на территории юго-западного Обонежья – церкви Благовещенья Пресвятой Богородицы Ионо-Яшезерского монастыря. После гибели остатков здания храма в пожаре в начале 90-х гг. ХХ в., казалось, что он разделит судьбу других объектов деревянного зодчества Карелии, сгинувших из-за человеческого нерадения и полностью утерянных для науки. Но раскопки открыли для обозрения и реконструкции превосходно сохранившуюся площадку фундамента и небольшой комплекс вещей, которые можно отнести к первому этапу существования монастыря. (рис. 1)

Идея проекта археологического обследования Благовещенской церкви принадлежит меценату Д.А. Заволокину, который осуществил и его финансирование. Работы проводились в рамках программы восстановления Ионо-Яшезерского монастыря. В предлагаемой предварительной публикации вводятся в научный оборот итоги работ 2012 г.: новые данные, полученные в ходе историко-архивных и археологических изысканий.

История и архитектура.

Монастырь на Яш-озере основан иеромонахом прп. Ионой в 1570-е гг. и носит его имя. Самое раннее письменное известие о Благовещенской церкви датируется 18 января 1579 г. по старому стилю.[2] Это надпись на деревянном храмозданном кресте, хранившемся в Яшезерской пустыни и утерянном в годы советской власти. В писцовой книге Заонежской половины Обонежской пятины 1582–1583 гг. Андрея Плещеева и подъячего Семена Кузмина при описании Яшезерской пустыни говорится, что в то время в церкви Благовещения Пречистой Богородицы существовал придел «в трапезе» во имя святителя Николая Чудотворца.[3] Другое известие о церкви находим в «письме и дозоре Мины Дмитриевича Лыкова да подьячего Якова Гневашева» 1620 г.: «храм древян, ставлен клетцки, тёплой с трапезою».[4]

В документе Новгородской духовной консистории 1800 г. указано, что церковь Благовещения с пределом Николая Чудотворца, «деревянная о двух департаментах», построена в 1675 г.[5] Скорее всего, в первой половине 70-х гг. XVII в. в монастыре произошёл пожар, который уничтожил два деревянных храма. Восстановить смогли только один из них. В отличие от предшественницы, второе здание Благовещенской церкви было «холодным», т.е. не отапливалось, и имело другую конструкцию. Её срубили по тому же «клетскому» принципу с алтарем четырехугольной формы, но добавили второй этаж, где отныне располагался придел с прежним посвящением во имя святителя Николая Чудотворца.

В 1764 г. по секуляризационной реформе Екатерины II монастырь упразднён и снова возрождён в середине XIX в. В 1847 г. постройки пустыни осматривали члены хозяйственного комитета. «Церковь в сей пустыни деревянная зданием, в стенах твердая, такая же при ней и колокольня, крыша же на ней ветхая; ограда тоже ветхая. Требуют непременной перемены. Утвари церковной нет, кроме сосудов оловянных и Евангелия в зеленом бархате …». В 1851 г. приступили к ремонту храма. «Церковь поднята, под неё подведён каменный фундамент, главы сделаны новые, крыша и стены снаружи обиты тёсом, внутренность церкви также исправлена. При чём комиссия заботилась о прочности и благоприличии, нисколько не изменяя характера старинного устройства храма во внешних и внутренних частях».[6] «Алтарь четвероугольный и возвышен на одну ступень. Престол соснового дерева столярной работы, в длину и ширину 1 сажень 4 вершка, в вышину 1 аршин 6 вершков». Возведение каменного фундамента, наверно, тенденция активного влияния «городской» культуры на храмовое зодчество в сельских приходах.

В 1875 г., к 200-летнему юбилею монастыря, храм «исправили» и обили снаружи тёсом, затем покрасив его в белый цвет, а крышу покрыли железом. «Окон в ней с восточной стороны одно, с южной четыре, с северной два с железными решетками и деревянными снаружи наличниками, окрашенными белой краской. Выше сих окон с южной стороны три маленьких четырехугольных и одно круглое окно, с северной три маленьких окна. Крыша на всей церкви железная, покрытая медянкою, на средине церкви глава, обитая железом и окрашенная медянкою, на главе крест, водруженный в шаре, над папертью и алтарем тоже кресты на шарах, все кресты и шары обиты белым железом». Размеры церковного здания: «длиною церковь с олтарем и папертью 6 сажен и 2 аршина (14,2 м), в ширину алтарь 1 сажень 2 аршина (3,55 м), церковь и паперть 2 сажени ¾ аршина» (4,79 м). С 1918 г. в его стенах стали размещаться различные советские хозяйственные и пенитенциарные учреждения.

На фотографиях известного карельского фотографа Б.П. Бойцова из фонда НМРК, сделанных в 1988 г., можно рассмотреть полуразрушенное здание церкви.[7] (рис. 2) Одноглавый храм рублен «в обло» из круглого леса. Угловые выпуски брёвен обрезаны. В высоту он имеет тридцать венцов в храмовой и 23 венца в алтарной части. Подклет значительно поднят над землёй –  пять – шесть венцов. Просматриваются штробы от установки лаг в подклете и на внешних стенах фрагменты прибоин для устройства обшивки. В верхней части – три окна «второго света» по периметру храмовой части, в нижней – три поздних расширенных оконных проёма. В алтарной части видны следы от переделки двух волоковых окон, позднее растёсанных. На восточной стене четверика храма фиксируются следы кровли слеговой конструкции, перекрывавшей алтарную пристройку. Стены со слабо выраженным «повалом» – три бревна по продольным сторонам. Особенность стен храма: западная – рублена «в чашу», а восточная – «в обло». Крыша – остатки не первоначальной двускатной кровли стропильной конструкции. Каменный фундамент подведён под древнее здание в 1851 г. Данный храм – типичный образец «прионежской школы» XVII–XVIII вв.: высокий четверик и один или два двухсветных восьмерика с расширением к верху храмовой части. Знаменитые аналоги – церковь свв. Петра и Павла на Лычном острове, Успенская церковь в с. Кондопога.[8]

Археология.

В «глубинных» северных районах Вепсского края археологические работы проводились очень эпизодично, т.к. в основном очень активно обследовалось «перспективное» побережье Онежского озера, где сейчас в приустьевых участках рек известны крупные группы древних поселений: по 30–50 разновременных памятников археологии. В 1984 г. петрозаводские археологи А.М. Спиридонов и И.С. Манюхин осмотрели течение р. Важенка – северный приток р. Свирь. [9] В 4 км от устья реки ими обнаружены следы раннесредневекового поселения и, вероятно, уничтоженного могильника: характерная керамика «курганного» облика, железная заклёпка борта лодьи, оплавленные бусы, фрагменты медных женских украшений.[10] В 1987 г. археолог ПетрГУ И.В. Мельников проводил на реке Ивенка проверку сообщений о наскальных изображениях. В 1993 г. К.Э. Герман в черте с. Ладва зафиксировал селище Ладва I, которое по сборам керамики и материалу в шурфе (1 м²) датировано Х–ХVIII вв.[11]

Удалённый от основных водных магистралей Ионо-Яшезерский монастырь не привлекал продолжительного внимания археологов. В 1994 г. в д. Яшезеро приезжали научные сотрудники ИЯЛИ КНЦ РАН Т.П. Дмитриева и И.С. Манюхин. Они заложили в северной, центральной и восточной частях монастырского каре три шурфа по 1 м², в которых проследили не сложную стратиграфию (дёрн, тёмная гумусированная супесь, тёмно-жёлтый песок) и описали развалины недавно сгоревшей  Благовещенской церкви. В 1994 г. от неё ещё оставались три нижних венца центральной части здания, которые использовались рыбаками и охотниками в качестве дров. К югу от Преображенской церкви, на месте здания братской трапезной отмечено большое пятно мусора. Из-за отсутствия «ранних» находок в шурфах сделан вывод, что культурный слой XVI–XVIII вв. на территории монастыря уничтожен более поздними строительными работами.[12]

Методика работ. Первоначальная задача состояла в расчистке руин церкви, уборке мусора, а также научном выяснении состояния сохранности фундамента и строительных конструкций. Это требовалось для создания обоснованной реконструкции храма и последующей постройки здесь нового здания церкви. На первый взгляд, задание, стоявшее перед археологами, было не сложным. Месторасположение церкви легко устанавливалось по имеющимся в нашем распоряжении любительским и профессиональным фотографиям 1980-х гг. и изображению на видовой открытке начала ХХ века, а после последнего пожара на местности сохранились некоторые, хорошо визуально различимые маркирующие руины (развал печи, плиты фундамента). Но при кажущейся простоте работ очевидна ответственность, стоявшая перед нами. Тем более, то этот спасательный проект рассматривался как «пробный шар», начальный опыт «архитектурной археологии» в Карелии. Ее методика в нашем регионе, вероятно, более проста, чем, например, на многочисленных памятниках более южных территорий. Собственно архитектурный аспект наших работ, наверно, минимален. В основном, уделялось внимание выяснению с помощью археологических методов строительно-технических приёмов постройки храма XIX в. и восполнение информативных лакун в истории его существования. Несмотря на имеющиеся обмеры церкви и сохранившиеся фотографии, после проведения раскопок можно судить об этом памятнике с гораздо большей определённостью и полнотой.

По требованию заказчика границы раскопа четко ограничены внешним краем фундамента руинированного храма. Прилегающая к церкви территория из-за отсутствия времени не обследовалась. Это не значит, что участки по внешнему периметру менее интересны в археологическом отношении, особенно зоны за алтарём и около паперти, где не исключено, что совершались захоронения монахов и благочестивых прихожан. Сетка раскопа ориентирована относительно длинной оси храмовой постройки, т.е. по условной линии запад – восток.

Фундамент церкви раскрыт полностью, получен общий план здания, изучена до материка вся площадь храма. Раскопки проводились поэтапно, тремя участками – с запада на восток (от притвора к алтарю). Это дало возможность проследить поперечные стратиграфические разрезы и тем самым более тщательно изучить антропогенные напластования. Исследование культурного слоя от дерна до материка осуществлялось мелким шанцевым инструментом по горизонтальным слоям толщиной 0,1 м. Весь грунт дополнительно просеивался на металлическом сите с ячеёй в 4 мм. Местонахождение найденных in situ артефактов фиксировалось в трёхмерной системе координат[13].

Планиграфия и стратиграфия. Усадьба Яшезерского монастыря расположена в 16 км к юго-западу от п. Шокша (Прионежский р-н РК) или 0,68 км к западу от д. Яшезеро, на узком перешейке, шириной около 0,16 км, между двумя небольшими верховыми озёрами (Монастырское и Яшозеро), относящихся к гидросистеме р. Свирь.[14] Высота Благовещенского храма над современным уровнем воды в озере очень незначительная – около 1,5 м в летнее время. Весной внутренняя часть монастырского каре с восточной стороны частично затоплена. Это связано с активной деятельностью бобров, в последнее десятилетие сильно изменивших гидрорежим водоёма. Ранее площадь озёр и заболоченность прилегающих территорий были существенно меньшими.

Монастырский комплекс сегодня – это удовлетворительно сохранившаяся замкнутая стена с двумя воротами и шестью встроенными руинированными бывшими хозяйственными и жилыми зданиями, а также каменным храмом Преображения Господня в центре. Странно, но Благовещенский храм не находился на каком то господствующем всхолмлении, что обычно соблюдается в поселенческой традиции Русского Севера. Хотя более высокая площадка находится в непосредственной близости, к югу от стен монастыря. Скорее всего, церковь визировала именно первоначальный центр пустыни на Яш-озере. Обе церкви стояли в середине четырехугольника монастырских стен, на основной оси соединяющей два традиционных входа в обитель: парадные «Святые врата» и противолежащие – «задние». (рис. 1)

Раскоп площадью 93,5м² заложен в 13,5 м к северу от паперти церкви Преображения Господня. Поверхность поросла травой и мелким кустарником. Под дерном визуально «читались» камни фундамента и трассы стен храма выявлялись без затруднений. Перепад высот с.д.п. на участке раскопа очень незначительный и составляет по линии запад – восток 0,25 м (в среднем 1,5 см на 1 м), т.е. площадка сравнительно ровная. Раскрытая при раскопках материковая поверхность сохраняет такое же состояние. Таким образом, в момент основания монастыря – данный участок представлял каменистую площадку с небольшим понижением к востоку.

Высота раскопа над уровнем озера – 1,3 м. Горизонт залегания грунтовых вод летом располагается неглубоко – 0,8 м от с.д.п. Грунт в верхней части литологической колонки – песчаные отложения. На уровне 0,3–0,5 м от с.д.п. начинается «горизонт камней» (диаметром до 0,4 м).

Сохранность и толщина антропогенных отложений в границах раскопа не однородна. В западной и центральной частях храма они достигали мощности 0,58–0,6 м (без учёта материковых ям), а в восточной (алтарной) – 0,35–0,42 м. Перемешанность верхних слоёв культурного пласта делала его археологически «аморфным» и затрудняла разделение и датировку разновременных отложений. Для сравнения на ближних участках за пределами здания, несмотря на строительную и бытовую активность в течение 350 лет, культурная толща невелика – 0,2–0,25 м. Наверно, это следствие отсутствия «пахотно-огородных» слоёв и общей каменистости почвы, уменьшающей «горизонт втаптывания».

Вертикальная последовательность песчаных напластований в границах раскопа в обобщённом виде выглядит следующим образом:

- западная и центральная части (притвор и кафаликон): дёрн мощностью 0,04–0,05 м; чёрный углистый слой с кирпичной крошкой – 0,1 м; чёрный углистый слой – 0,2–0,25 м; светло-серый прокалённый песок – 0,05–0,07 м; тёмно-жёлтый – 0,1–0,15 м; жёлтый песок – материк.

- восточный участок (алтарь): дёрн мощностью 0,04–0,05 м; чёрный углистый слой – 0,23–0,25 м; тёмно-жёлтый – 0,1–0,15 м; жёлтый песок – материк.

Сразу под слоем дерна встречалось большое количество разбросанных кирпичей. Под полом молельного помещения находились довольно крупные валуны, лежавшие уже на материковом песке.

Фундамент. Кладка фундамента, ныне утраченного здания церкви, легко определялась визуально до начала раскопок. На местности руины представляли задернованный и заросший травой холм с проступающими каменными плитами. Поверх их находился тонкий слой дерна (0,03–0,05 м), сформировавшийся за последние двадцать лет. Для изучения памятника по контуру фундамента заложен раскоп размерами 6х15,5 м. Удалось раскрыть целиком кладку середины XIX в. и проследить строительные и архитектурные особенности здания. Исследования показали, что каменное основание церкви не разбиралось и прекрасно сохранилось. Утраты были минимальны: в южной стене отсутствовал небольшой участок плит размерами 0,6х0,5 м и две плиты смещены и лежали наклонно.

Фундамент сложен «насухо», без использования раствора из специально заготовленных, больших плоских плит толщиной 0,05–0,12 м и максимальными размерами 1х0,7 м. Валуны при выкладке фундамента не использовались. Плиты – это знаменитый серый кварцито-песчаник, добываемый в окрестностях п. Шокша, в относительной близости от монастыря. Некоторые из них имеют характерные т.н. «знаки ряби» – отпечатки древних геологических процессов. Обработка плит подтёской отсутствует. Внешняя облицовка фундамента тоже не проводилась.

Ленточный фундамент проходил под стенами, повторяя план древнего храма, образовывая под зданием сплошной каркас. Внешние размеры кладки – 14,55х6,25 м, что несколько различается с данными обмеров 1875 г. – 14,23х4,8 м. В середине западной стены устроен дверной проём шириной 2 м. Его местоположение хорошо просматривается по заниженному (на 0,1 м) относительно общего верхнего уровня стены дверному порогу. Все внутренние части фундамента сделаны «в перевязку» с периметральным контуром и одновременны ему. Осуществить создание каменного фундамента было невозможно без разборки пола, замены нижних венцов и установки стен на опорах – «стульях».

Верхний уровень плит находился выше с.д.п. всего на 0,05–0,1 м. Вероятно, это следствие нарастания культурного слоя снаружи храма и первоначально фундамент более существенно возвышался над землёй. Перепад верхней плоскости кладки по длинной оси очень незначителен – 9 см на 12 м, а по ширине – 1–2 см на 6 м. Мелкие плитки толщиной 2–3 см, часто лежащие вверху, служили для выравнивания общего уровня кладки. Нижние камни наиболее толстые.

Ширина внешних стен в западной части храма составляет 0,9 м, в восточной – 0,9–0,1 м, южной – 0,8–0,98 м, северной – 0,9–1 м, а внутренние стены – 0,7–0,8 м. Несомненно, это существенно больше ширины брёвен стен сруба.

Фундаментный массив уложен в траншею, заглублённую в материк на 0,2 м. Последняя шире кладки на 0,1 м с каждой стороны. Каких-либо деревянных субструкций на его «подошве» не выявлено.  На некоторых участках после помещения плит в траншею возникающие полости по внутреннему краю закладывались булыжным камнем разной величины (диаметром 0,2–0,4 м). Выброс грунта из траншей использовался в качестве подсыпки поверхности внутри храма.

Отметим конструктивную особенность кладки. Участки фундамента алтаря, кафоликона и трапезной имеют различную высоту: в среднем – 0,4–0,6 м до нижнего обреза стеновой кладки и соответственно разное количество уложенных плит (от 4 до 8 шт.). Данное обстоятельство можно предварительно объяснить рядом причин. Например, некоторым естественным наклоном поверхности к востоку или неодинаковой нагрузкой стен или не одновременностью строительства отдельных участков фундамента.

Наиболее мощный участок фундамента – это восточная, внутренняя стена молельной (алтарная преграда), где располагался иконостас. Она имеет ширину 0,6 м и длину 5 м. Восемь плит толщиной по 6–7 см уложены в специальную траншею глубиной 0,61 м.

Для строительства внутренней перемычки между притвором и кафаликоном использовались более тонкие плиты толщиной 3–5 см. Они уложены не в траншею, а на подсыпку (слой тёмно-жёлтого песка мощностью 7–8 см), помещённую на более ранние слои (чёрный песок). Грунт для песчаной «подушки», скорее всего, получен при создании рва внешнего периметра фундамента.

Яма. Нижняя граница культурного слоя ровная. В границах исследованного участка выявлены только три ямы искусственного характера, заглублённые в материк.

Особое исследовательское внимание привлекла яма в северной части раскопа. Удалось проследить её южный край длиной 3,6 м и юго-восточный угол. Она продолжается ниже общего уровня материка на 0,35–0,42 м, т.е. на 0,85 м от с.д.п. и «уходит» под фундамент. Край ямы отвесный. На исследованном участке дно – ровное, без западаний. По нашему мнению, её большему углублению помешал плотный слой крупных валунов морены, проступивший на уровне 0,7 м от с.д.п. и грунтовые воды. С учётом небольшого отклонения (приблизительно в 10^о к юго-востоку) ориентировки ямы и фундамента церкви совпадают.

Яма тщательно засыпана и никак не просматривается на современной поверхности. Каменный фундамент уложен поверх её на слой песчаной подсыпки (мощностью 0,15–0,2 м) и соответственно она древнее здания церкви постройки 1675 г. Заполнение – единообразный слой песка «жирного» чёрного цвета с большим содержанием продуктов горения (угля, сажи) и мелкой древесины. Контакт стенок ямы (жёлтый песок) и её заполнения очень контрастный. Скорее всего, внутреннее содержимое ямы – это следы «благоустройства» территории после пожара во 2 половине XVII в. Радиоуглеродный анализ угля из заполнения ямы, взятый на глубине 0,65 м от с.д.п. подтверждает наше предположение. Его калиброванный календарный возраст приходится на интервал 1630–1670 гг. – 62,6%. Радиоуглеродная дата образца – 247 ± 25 ВР (SPb 736)[15]. Единственные находки при выборке заполнения – мелкие фрагменты пластинок слюды от оконниц. Данное сооружение можно предварительно отнести к монастырскому комплексу периода 1570–1670 гг. Первоначальное его назначение сейчас не очень понятно. Возможно, это неглубокое подполье или основание какой то другой постройки.

Закладной камень. Большой интерес представляет камень, находящийся в самом центре алтаря. Он округлой формы, без следов обработки и изображений, размеры – 0,53 х 0,4 х 0,25 м. По канонической планиграфии располагается точно под престолом («жертвенником»). Валун преднамеренно помещён на слой почвы, предшествующий строительству церкви: от материка его отделяют 0,15 м тёмного песка. С восточной стороны его «подпирает» небольшой камень положенный для придания устойчивости. Выскажем предположение, что это так называемый «закладной камень». По Уставу Русской Православной Церкви по чину закладки церкви «после молебствия с водосвятием» в месте будущего алтаря устанавливался камень, на котором высекалось или чертилось елеем изображение креста[16].

Печь. До начала раскопок хорошо были видны остатки печи: незначительно задернованное всхолмление (3,6 х 3 х 1,5 м), ориентированное по длинной оси север – юг, и нижняя часть дымовой трубы, возвышающаяся на 0,9 м над с.д.п. Здание Благовещенской церкви (1675 г.) по письменным источникам всегда было «холодным», т.е. не отапливалось. Печь же располагалась в предалтарной части храма, на месте амвона и поэтому, без сомнения, время её создания и существования относится к «советскому» периоду эксплуатации здания.

Основание печи (3,2х1,4 м) находилось в подклети. Верхняя её часть сделана из четырёх слоёв плит, идентичных тем, что использовались для фундамента церкви. Под ними прослежены обугленные доски толщиной 2,5 см (опечье). Ниже залегал слой камней диаметром до 0,15 м и прокалённый белёсый песок. Поверх общего массива печного фундамента установлены дополнительно две «стопки» из больших плит кварцита (0,6–0,8 х 0,5–0,6 х 0,05–0,06 м), сложенных по 3 и 4 штуки, возвышающихся над общим уровнем на 0,25 м (северный) и 0,18 м (южный). Верхняя часть печи почти полностью разрушена. Разбросанные беспорядочно кирпичи, угли и камни со следами копоти встречались на удалении в 2–3 м к западу от неё.

Содержание заполнения «печной кучи»: известковая и кирпичная крошка, обломки и целые куски кирпича, мелкие фрагменты обмазки и кладочных швов. Кирпич использовался единообразный, «старый», идентичный образцам из монастырских строений. Вероятнее всего, он брался здесь же из разрушенных стен. Размеры – 25 х 11 х 7 см, цвет красный, обжиг хороший. В границах раскопа встретился только один экземпляр с односторонним клеймом в виде оттиснутых, неясных заглавных букв, высотой 3 см. По видимому, большое количество найденных в раскопе обломков белых изразцов «позднего» облика (68  шт.) – это остатки внешней облицовки печи.

Морфологически печь мало похожа на бытовавшие «местные» варианты[17]. Она относится к типу комбинированных, т.е. служила и для отопления помещения и для приготовления пищи. Это подтверждает большое количество вываренных костей животных, найденных рядом с её развалинами.

Находки.

Вещевой материал, полученный во время работ, многочисленный – 3143 находки (в среднем 33,6 шт. на 1 м²). Среди них, как индивидуальные артефакты, определены 174 экз.[18] Специфику набора предметов обусловили два обстоятельства – разрушительный пожар, сакральный статус объекта и продолжительное хозяйственное использование в советский период. На первый взгляд, находки в коллекции несколько однообразные, но это, несомненно, не делает их менее интересными и малоинформативными для нашего исследования. Удалось соотнести определённую планиграфическую приуроченность местонахождений отдельных предметов с расположением вещей в интерьере церкви.

В работе сделана попытка первично выделить основные виды находок и определить общие хронологические рамки их существования. Существуют сложности с атрибутированием и датированием многих артефактов, потому что, к сожалению, классификация, типология и хронология вещественных материалов позднего Средневековья и Нового времени в российской археологии ещё не достаточно разработана. Преимущественно это относится к кованым находкам из железа, основная часть которых имела продолжительный период бытования, т.к. многие простые вещи традиционно изготавливались в сельских кузницах по одним стандартам на протяжении XVI–XX вв. Это не позволяет уверенно разделить большинство железных предметов на разновременные группы и датировка ряда вещей часто является предварительной. В этом случае керамический материал более объективный источник. Тем не менее, основные блоки артефактов можно «разнести» во времени. Вводимый в научный оборот комплекс предметов представляет интерес для увеличения информативной базы по «поздней» археологии Русского Севера XVII–XХ вв.

По временному признаку вещи в коллекции можно разделить на три условные группы. Первая – ранний «монастырский» период эпохи Средневековья (XVI–XVII вв.); вторая – «монастырский» период (XVIII – начало ХХ в.) и третья – «советский».

Культурный слой содержал перемешанный материал, в основном относящийся к ХХ в. Мусорные включения последних ста лет (пластик, оконное стекло – 682 шт., характерные осколки баночной (130 шт.) и бутылочной (102 шт.) тары, металлические «пивные» пробки, кости и т.п.) обильно присутствовали в верхней части слоя наряду с индивидуальными находками периода XVIII–XX вв. (монеты, керамика) и продолжались вплоть до предматерика. Оставим в стороне также явные предметы «советского этапа освоения» усадьбы Яшезерского монастыря. Например, целые напильники и их обломки (8 экз.), бурав железный, пластмассовые пуговицы (2), точильные бруски (2), неопределимые фрагменты изделий из железа (5) и т.п.

Выделим, к сожалению, небольшой блок определённо «церковных» вещей.

Паникадило. В центральной части храма в верхней части культурного пласта найдены 26 экз. фрагментов пластин из мягкой меди толщиной 1 мм, общим весом 335 г. У большинства из них присутствовал единообразный загиб. У двух экземпляров есть сквозное отверстие диаметром 1,3 см. Самый большой фрагмент имел размеры 13,4х2,4 см. Вероятно, это остатки медной обкладки крупного предмета интерьера церкви, например, паникадила.

Лампада. Сохранилась только её нижняя часть, изготовленная из тонкого листа медного сплава. Её диаметр – 5,6 см. По её низу сделан фигурный декоративный пояс со сквозными отверстиями в форме «сердечек». (рис. 3: 1)

Круг, вырезанный из прозрачного стекла диаметром 5,8 см и толщиной 2 мм, скорее всего, был составной частью церковной утвари. (рис. 3: 2)

Крюк кованый (37х11х1,3 см) для подвешивания лампады? с прямоугольным сечением и декоративным загибом конца. Найден около входа в притвор в чёрном углистом слое под камнями.

Подставка для свечей представляет собой тонкий лист железа (толщиной 1,5 мм), круглой формы (диаметром 16,5 см), с небольшим бортиком (0,7 см). Найдена в юго-восточной части притвора.

Представим ещё несколько предположительно «древних» бытовых предметов.

Рыболовный крючок сделан из тонкой железной проволоки диаметром 1 мм. Место крепления нити обломано, остриё без шипа. Подобные простые типы встречаются при раскопках ряда средневековых памятников по берегам Онежского озера, например, рыбацкого становища Бесов Нос VIII на восточном берегу Онежского озера или селища Наволок в Заонежье. [19] (рис. 3: 8)

Две сильно коррозированные железные накладки с сквозным отверстием (1,5 мм) для крепления относятся к одному предмету. Наверно, они были окончанием или деревянной ручки ножа или кожаного ремешка. (рис. 3: 3, 4)

Предметы для освещения представлены находкой простого однолучинного типа светца, который можно вставлять в щель в бревенчатой стене или в деревянную напольную подставку. Он выкован из уплощённого железного прута, имеет заострённый конец и. Размеры: 12,7х4,2х0,8 см. Место крепления лучины («щемялочка») визуально похоже на разрезанный вдоль гвоздь. Лучина должна была располагаться горизонтально. (рис. 4:4)

Две детали замков: фрагментированная декоративная внешняя накладка для врезного («нутряного») замка сундука или двери из медного сплава (9,7х3,3х0,4 см) и деталь механизма (2,4х1,2х0,3 см). [20] (рис. 3: 5, 7)

Особый интерес вызывает нож (один из трёх в коллекции). Он сильно коррозирован, а кончик утрачен. Реконструированная длина лезвия – 14,3 см, общая – 19,5 см, ширина – 1,6 см. Двухлезвийный, остроконечный клинок имеет линзовидное сечение и отсутствие сточенности. Ось черенка параллельна длинной оси ножа. Его можно отнести к типу боевых ножей. (рис. 4: 6)

Строительные гвозди. Наиболее частая группа находок – это гвозди – 983 шт. Среди них в количественном отношении преобладают изготовленные вручную четырёхгранные гвозди – 563 экз.[21] (57% от общего количества). Они несут следы деформации и термического воздействия и имеют в поперечном разрезе квадратную или прямоугольную форму (0,4–0,6х0,3–0,7 см). Длина стержней кованых «гвоздей прибойных» варьирует от 7 до 13 см. Форма шляпки зависит от сечения железного прута, но из-за коррозии она часто плохо определима. Для скрепления полов служили брусковые гвозди с толстыми четырехугольными головками. Большинство найденных гвоздей не производят впечатления «древних».

Значительное количество «современных», изготовленных машинным способом, «тянутых» гвоздей с круглым сечением (420 экз.) говорит о подновлениях здания церкви в конце XIX – ХХ в. Также не исключается преднамеренность использования четырёхгранных гвоздей даже в ХХ в., так как они держатся в соединении прочнее, чем круглые.

В XVI в. уже существовало применение кузнецами-«гвоздочниками» в Московии специальных «гвоздилен» для отковывания головок, заклёпок и гвоздей. В позднем Средневековье при производстве бытовых изделий не было строгих норм, работали обычно по «подобию», «образцу» [22]. Возможно среди массы кованых гвоздей из раскопа есть и экземпляры использовавшиеся при постройке церкви в XVII в. Гвозди стали относительно дешёвым товаром только в начале XIX в. с появлением машин для изготовления гвоздей кованых и из проволоки. К концу XIX в. проволочные гвозди практически вытеснили из употребления кованые за счёт своей более удобной формы (одинакового сечения по всей длине стержня). Например, в Карелии заводские гвозди получили распространение с последней четверти XIX в. [23]

Керамика. Наиболее многочисленные датируемые находки – это фрагменты керамических сосудов XVIII–XX вв. В коллекции находятся фрагменты керамической, фарфоровой, фаянсовой и стеклянной посуды, а также керамическими изразцы[24].

Наиболее многочисленную группу составляют фрагменты керамической посуды (92 экз.). По технологии изготовления (сырье, обжиг, характер обработки поверхности) можно выделить следующие группы керамической посуды: поливная, чернолощёная, белоглиняная и грубая красноглиняная керамика.

Фрагменты поливной посуды (41 экз.) происходят от пяти – шести сосудов, представленных преимущественно мисками, различными по размерам и формам. Сосуды изготовлены из красножгущейся глины и покрыты внутри сосуда поливой светло-зеленого, оранжевого и темно-коричневого цветов. Один из поливных сосудов, судя высокому широкому горлу, плавно переходящему в тулово, возможно, следует отнести к кувшинам. Все сосуды относятся к традиционным формам поливной посуды XVIII – начала XX в. в России.

 Фрагменты чернолощёной керамики (7 экз.) принадлежат к единственной миске с почти прямым венчиком диаметром 18 см и высотой около 7 см, тулово которой сужается к днищу сосуда. Аналоги встречены при раскопках Толвуйской земской избы XVIII – первой половины XIX в.[25]

По составу теста к ней близки фрагменты белоглинянной керамики, которые являются частями небольшого сосудика с диаметром днища около 6 см. Судя по фрагментам горлышка, это мог быть небольшой сосуд типа кубышки. Неровности в толщине стенок, шероховатости в отделке внешней и внутренней поверхности сосуда, неравномерный обжиг, свидетельствуют о браке продукции.

Грубая красноглиняная керамика представлена фрагментами от четырёх – пяти горшков, судя по диаметру горла, примерно одного размера. В составе теста в качестве отощителя обильно применялся мелко и среднезернистый песок, обжиг сосудов неровный.

Подавляющее количество фрагментов происходит от горшка диаметром горла 22–24 см со слабо отогнутым наружу венчиком, торец которого косо срезан наружу. Данный тип керамики встречен на исследованных близ Толвуи поселениях XVI–XVII вв. (в том числе на территории Палеостровского монастыря) и бытует в XVIII – первой половине XIX в. (раскопки Толвуйской земской избы).

Второй сосуд диаметром венчика 22 см отогнутым наружу приостренным венчиком относится к типу горшков, который бытовал на поселениях Заонежья в XVI–XVII вв. и встречается в керамических коллекциях XVIII в. [26]

Ещё два сосуда представлены тонкостенными горшками с почти прямыми венчиками и толщиной стенок 0,5 см. По аналогии с керамическим материалом памятников Обонежья и Петровской слободы их можно считать материалами XVIII в.[27]

К столовой фарфоровой, фаянсовой и стеклянной посуде принадлежит бытовой бой – мелкие, разрозненные осколки дешёвых чашек, блюдец, тарелок, стеклянных флаконов, которые происходят из верхнего горизонта раскопа. На черепках нанесены стандартные монохромные и полихромные орнаменты на белом фоне. Единственное удовлетворительно сохранившееся и атрибутированное клеймо на донце блюдца – фабричный знак завода Кузнецова (голубой двуглавый орёл)[28].

В раскопе обнаружены фрагменты единообразных печных изразцов (68 шт.). Часть их сохранила покрытие блестящей белой глухой глазурью (9 шт.). Из-за незначительного количества и измельченности обломков форму и размеры их установить не удалось. В основном они концентрировались в южной части притвора. Скорее всего, они относятся к позднему периоду существования здания Благовещенской церкви.

В целом, по данным материалам исследованный комплекс можно датировать, возможно, не ранее рубежа XVII–XVIII вв. Скорее всего, наиболее ранние материалы могут датироваться первой половиной XVIII в., более поздние – концом XIX – началом XX в.

Слюда. В пристенной зоне притвора и около амвона собрано небольшое количество расслоившихся фрагментов слюды мусковита (16 экз.). Они очень разные по размерам и сохранности. Только две небольшие тонкие пластинки слюды (толщиной 0,3 мм), треугольной формы со сквозными отверстиями (диаметром 1 мм) по краям могли использоваться в «оконницах-шитухах» или в слюдяном фонаре. При толщине в 1 мм они обладают достаточной для крепления жёсткостью и хорошей прозрачностью. До XVIII в. Керетская волость – основной производитель товарной слюды в Европе и Соловецкий монастырь имел монопольное право на её поиски и добычу, поэтому «слюдяное стекло», вероятнее всего, поступило из прибеломорской части Северной Карелии [29]. (рис. 3: 9, 10)

Монеты. В западной и центральной частях раскопа найдены 23 монеты (11 «советских» и 12 более раннего времени). На большинстве их хорошо определяется номинал и дата чеканки. Российские деньги, за исключением одной находки серебряной одной копейки 1840 г., представлены мелкими медными монетами достоинством в 2 коп. (4 экз. – 1801, 1811 и 1813 гг.), 1 коп. (2 экз. – 1832 и 1837 гг.), полушкой (2 экз. – 1736, 1797 гг.), деньга 1767 г. (2 экз.) и 1737 г. (1 экз.). Монеты СССР изготовлены в 1930–1950 гг.: 3 коп. (1939, 1941 гг.), 10 коп. (1948 г.), 15 коп. (1936, 1939, 1945, 1946, 1951, 1952 гг.), 20 коп. (1943, 1944 гг.). Несомненно, нужно учитывать, что они могли находиться в обращении долгое время после даты их чеканки.

Топор. В раскопе найден хорошей сохранности целый топор. Он относится к широко распространённым в Северной Европе «русскому» типу. Длина лезвия – 9,6 см, ширина лезвия – 9 см, подтреугольное (клиновидное) проушное отверстие, плоская верхняя площадка обуха немного оттянута вниз для лучшего скрепления с рукоятью. Между обушным отверстием и лезвием находится хорошо выраженный удлинённый выступ – «бородка» (длина 2,6 см). Она обеспечивала лучшую устойчивость топора на рукояти и предохраняло топорище при работе. Следы сработанности лезвия незначительные. Симметричная форма лезвия, средние размеры, но значительный вес (1240 г) и утяжелённый обух позволяют отнести находку к типу плотницких топоров, широко распространённых на северных территориях России. Условным временем появления плотничьего топора с намечающейся «бородкой» считается конец XVI – начало XVII в. [30]. Но некоторые археологи считают, что это произошло несколько позже – в середине XVII в. [31]. Нашу находку, по более чётко сформировавшейся форме «бородки» можно датировать в широких пределах XVIII–XХ вв.

Остеологический материал. Почвенный слой переувлажнён, но из-за его специфичной кислотности предметы из органических материалов не сохраняются (кроме вываренных костей). В границах раскопа собрано 629 экз. костей животных, 2 экз. птиц и 16 экз. рыб общим весом 4,37 кг. В основном они локализовались в притворе (433 экз. – 68% от общего количества). Часть из них «сырые», но большинство имеет следы вываривания и рубки. Принадлежат кости различным частям скелетов мелкого и крупного рогатого скота. Кости скелета свиньи единичны. Особенно большое количество осколков фрагментов лопаток, задних конечностей и грудных позвонков. Ихтиофауна представлена жаберными костями крупных рыб. Птицы – дикие водоплавающие.[32] Нужно учитывать, что по православным канонам в церковь нельзя вносить сырое мясо и тем более оно исключено из питания монахов. Скорее всего, «залежи» костей связаны с временем эксплуатации здания в «советский» период. Но нельзя полностью исключить, что они предшествуют постройке церкви в 1670-е гг.

Выводы.

Работы в Ионно-Яшезерском монастыре значительно расширили наши представления об истории этой православной обители в вепсском крае. Но не заполненных информационных лакун по окончании работ 2012 г. ещё существует очень много. Например, раскоп ограничен внешними границами фундамента, и полностью не изученной осталась прилегающая к Благовещенской церкви территория. Кроме того несмотря на присутствие среди находок некоторого числа «древних» артефактов горизонт периода основания обители (XVI в.) с достаточной степенью достоверности выделить не удалось.

Монастырский комплекс медленно, но неотвратимо разрушается. Стоит вопрос о возможности его сохранения и восстановления. Очень надеемся, что археологические работы станут первым шагом в этом направлении. На сегодня для «облагораживания» остатков Благовещенской церкви видится целесообразным провести некоторый минимум мероприятий: консервацию фундамента, установку информационного стенда и строительство по периметру памятника лёгкого настила для осмотра.

Вернуться в библиотеку