|
|
М. М. Шахнович, И. Г. Широбоков
АРХЕОЛОГИЧЕСКОЕ ОБСЛЕДОВАНИЕ ЦЕРКВИ РОЖДЕСТВА ПРЕЧИСТОЙ БОГОРОДИЦЫ В Г. КАНДАЛАКША В 2013 ГОДУ
Новгород и Новгородская земля. История и археология. Вып. 28. В. Новгород, 2014. С. 174–189. |
|
Введение.
Последние два десятилетия отмечены резким увеличением числа археологических работ в храмах и монастырях России. На территории Мурманской области РФ работы в сфере церковной археологии края были начаты с большим опозданием – только в 2010 году – раскопками знаменитой церкви свв. Бориса и Глеба на пограничной реке Паз [1]. В последующие годы по инициативе православных приходов Мурманской и Мончегорской епархии проводились исследования церкви Рождества Христова Трифоново-Печенгского монастыря и Свято-Никольского храма с. Варзуга [2]. Эти работы были направлены в основном на рекогносцировочные и охранные задачи. Но полученные результаты раскопок актуальны и важны и для прояснения многих вопросов истории становления Православия в Русской Лапландии, и для общего понимания малоизученного периода Средневековья этого северного региона России. История изучения. Памятники археологии около с. Кандалакша стали исследоваться одними из первых на Кольском п-ове. Самый известный объект на северном побережье Кандалакшского залива, с которого было начато изучение этого микрорегиона ещё в ХIX в., это лабиринт – «вавилон» [3]. Первые и малорезультативные попытки провести профессиональные археологические изыскания в устье р. Нива осуществлены в 1928 г. сотрудниками Палеоэтнологической партии Антрополого-Этнографического отряда Кольской экспедиции МАЭ под руководством А. В. Шмидта [4]. В 1934–1935 гг. геологом Г. И. Горецким обнаружены на древних террасах на участке между селами Кандалакша и Пинозеро девять стоянок эпохи неолита [5]. В 1946 г. Н. Н. Гурина осмотрела окрестности г. Кандалакша, где отметила ещё семь новых небольших скоплений находок кварцевого материала и асбестовой керамики [6]. В 1970–1974 гг. археологи КФ АН СССР Ю. В. Титов, П. Э. Песонен и А. В. Анпилогов «полностью обследовали левый берег р. Нива от Пинозеро до Кандалакшской губы. Здесь ими открыто более 30 древних поселений, из которых 22 частично или полностью раскопаны» [7]. Стоянки также были найдены в устье реки Лувенга и в Питкуль Губе. Все материалы раскопок мезолитических и неолитических памятников в 1970-е гг. подробно опубликованы [8]. На Монастырском Наволоке на территории поморского кладбища сделаны сборы гончарной керамики и зафиксировано средневековое поселение [9]. В 2006 г. валунные сложения и энеолитические стоянки около лабиринта обследовал А. М. Жульников [10]. Кандалакшский монастырь и церковь Рождества Пречистой Богородицы: общие сведения. Начальный этап продолжительной истории Кандалакшского монастыря, который считается древнейшим в Русской Лапландии, слабо отражён в письменных средневековых источниках и поэтому разработан очень схематично. В первой половине XVI в. Кандалакша упоминается как место, куда ежегодно свозилась дань из саамских погостов всего Кольского п-ова. Большинством региональных историков XIX–XXI вв. основание обители традиционно относится к 1526 г. [11] Основой для этого заключения стала запись в Ростовской летописи о просьбе кандалакшских лопарей к московскому царю Василию III освятить построенную церковь во имя Рождества Иоанна Предтечи [12]. Высказывается и другая гипотеза, что Пречистенский Рождественский монастырь возник в 1553/1554 г. или в 1548 г. Информации об историческом облике кандалакшского монастыря очень немного. Уже во 2 половине XVI в. в обители было два храма: Рождества Пречистой Богородицы и св. Николая Чудотворца. На правой «мирской» стороне реки Нива стояла ещё церковь св. Иоанна Предтечи. Храмы неоднократно горели при неприятельских нападениях на Кандалакшу. Во время похода на Беломорье отряда «каянских» финнов 26 мая 1589 г. были сожжены обе монастырских церкви, и после этого храм Николы Чудотворца не восстанавливался [13]. Пострадал монастырь и во время Смуты от двух зимних налётов «воровских шаек» в 1613, 1614/1615 г.[14] В 1693 г. «Кандалажской монастырь волею Божиею погорел без остатка» [15]. Летом 1855 г. английским десантом монастырский храм снова сожжён. Монастырь и селение располагались друг напротив друга на обеих сторонах устья р. Нива. Скорее всего, выбор места был не случаен. На Севере монастырь и кладбище иноков традиционно отделялись водной преградой от мирского поселения. Монастырский Наволок – приустьевый участок левого берега р. Нива в начале XVII в. и, наверно, и ранее, считался территорией, принадлежавшей исключительно монастырю [16]. В 1742 г. Кандалакшский монастырь «по скудности и неумению братии и служителей» вести хозяйство передан Соловецкому монастырю. В 1764 г., как и многие малые обители России, он упразднён во время секуляризационной реформы Екатерины II и более не возрождался. Церковь Рождества Пречистой Богородицы после уничтожения её англичанами восстановлена в 1865 г. и разобрана в 1942 г. Сейчас бОльшая часть бывшей территории Кандалакшского Пречистенского монастыря занята поморским кладбищем XIX–ХХ вв., огородами и частными домами. В наши дни монастырь полностью археологизирован. Объектом нашего исследования в 2013 г. стала церковь Рождества Пресвятой Богородицы. Она была поставлена на краю ровной песчаной площадки северного берегового склона скального приустьевого мыса, в 0,15 км к востоку от окончания левого берега р. Нива, при её впадении в Белое море, параллельно линии кромки воды. Церковь занимает не самую доминирующую высоту мыса, с юга от морских ветров её прикрывает небольшая скальная возвышенность. Высота над уровнем моря – около 8 м. Расстояние до реки – 50 м к северу. В 2013 г. место, где находились руины церкви, представляло собой холм, окруженный по периметру современными огородами. Фундамент зарос травой. В его алтарном участке установлен памятный деревянный крест. Предваряя археологический раздел работы, приведём официальные описания этого храма, сделанные в начале XVIII и в конце XIX в. «На монастыре церьковь древяная о пяти верьхах главы обиты чешуею кресты на ней четвероконечные во Имя Рождества Пересвятыя Богородицы тёплая с трапезою и келарскою и с крылцами с восходными покрыто тёсом … в олтаре два окна колодных с окончинами… в церкви два окна красных с окончинами сьлюдными ветхие под железом, столовая доска рубовая зволка медная. Келарская, в ней и на крыльцах, ина в передней семь икон пяднишних… Чюлан тесовой два окна красных слюдными окончинами ветхими. Паперть тёсом забрана, в ней две окончины слюдные под железом, двои двери на крюках… Под трапезою печь болшая каменная с дымоволоком каменным. Под церковью анбар кладный с дверьми. Под трапезою жира тёплая…». «В тое же церкви, и в олтари, и в трапезе, и в келарской, и гостинной, и в паперте колодных окон тринадцать окончин, четыре окончины малых волоковых, окно окончина стеколчатая».[17] «Ныне существующая приходская церковь – во имя Рождества Пресвятые Богородицы построена в 1865 году на Высочайше пожалованную сумму. Зданием деревянная на каменном фундаменте, одноэтажная, устроена в виде корабля. Высота церкви 6 саж., длина 12 саж. и ширина 4 саж. и 5 четвертей; над кровлею церкви одна глава; кровля церкви крыта листовым железом на 4 ската; трапезы на 2 ската и алтаря на 4 ската. Вся церковь обшита тёсом и окрашена охрой, а карнизы и углы белилами, крыша мумией, купол и главы медянкой; кресты на церкви и колокольне железные золочёные. Колокольня находится в одной связи с церковью. Вокруг церкви есть деревянная ограда, окрашенная охрой и уже ветхая. Необходимая утварь, ризница и богослужебные книги есть. Из предметов богослужебной утвари более замечательными в археологическом отношении можно считать два напрестольных Евангелия, относящихся к XVI веку …» [18]. В 2013 г. на территории разрушенной церкви Рождества Богородицы на Монастырском Наволоке впервые проведены археологические раскопки. Из-за незначительного финансирования исследована небольшая площадь в 32 м2 в алтарной части храма. Раскоп был ориентирован по направлению продольной оси здания, т.е. по условной линии запад – восток, так как алтарь имеет существенное склонение к северу. Работы несли в основном архитектурно-археологическую направленность. Их целью не было выявление братского некрополя или обследование монастырской территории. Приоритетные задачи – это получение сведений о стратиграфической ситуации и структурной характеристике культурных напластований на месте храма, оценка их состояния, расчистка и диагностика сохранности фундамента, предложения к проекту его реставрации и последующей постройки здесь нового здания церкви, восполнение информативных лакун по истории монастыря, особенно – поиск «домонастырского» слоя, существовавшего ранее середины XVI в. Во многом нашу деятельность облегчало то, что были известны основные вехи исторической судьбы церкви – даты строительств и «поновлений», губительных пожаров и нападений неприятелей. Также сохранились фотографии и описания XIX и ХХ вв., которые дают достаточную информацию об объёмно-пространственной структуре церкви. Данные раскопки – это первая попытка археологического изучения позднесредневекового культурного слоя в г. Кандалакша. При работе использована методика, выработанная в последнее десятилетие на археологических памятниках церковной архитектуры. Это так называемый метод «малодеструктивных раскопок»: вскрытие с целью понимания планировки и стратиграфии памятника, но с сохранением основных элементов объекта in situ [19]. Разборка культурного слоя проводилась методом горизонтальных зачисток по 1–2 см толщиной мелким шанцевым инструментом одновременно по всей площади. Местонахождение найденных артефактов определялось в трёхмерной системе координат. Грунт просеивался на металлическом сите, позволяющем полнее извлекать находки из слоя. Мощность культурных отложений не равномерна. Она наиболее значительна в северной части раскопа – до 1,12 м. По восточной и южной стенкам – 1–1,03 м, по западной – 0,8 м. Усреднено стратиграфическая колонка выглядит следующим образом: коричневый слой огорода – 0,2–0,45 м; тёмно-жёлтый песок – 0,1–0,16 м; тёмно-жёлтый песок с углями – 0,1–0,2 м; чёрный углистый слой пожара – 0,2–0,25 м; крупнозернистый тёмно-жёлтый песок – 0,2–0,25 м; жёлтый песок – материк. Скорее всего, чёрный углистый слой, находящийся в самом низу культурного пласта, можно связать с пожаром 1693 г. Фундамент. Остатки монастыря в настоящее время представлены только руинированным фундаментом церкви Рождества Пречистой Богородицы, возведённом в ходе восстановления храма после пожара 1855 г. Отчётливо заметный в рельефе местности, он ранее не привлекал внимания археологов. Ко времени раскопок фундамент сохранился полностью по всему периметру, только был незначительно задернован и порос травой и, к счастью, не разбирался в советское время. Расчищенный от растительности, хорошо выделяющийся на поверхности, он прекрасно даёт представление о контурах храма. Внутри каменной кладки долгое время существовал огород. Внешняя сторона фундамента сложена из уплощённых, частично отёсанных, крупных прямоугольных блоков дикого камня, которые несли, вероятно, и «декоративную» нагрузку. Они установлены на зарытые в землю необработанные валуны, также на них положены камни меньшего размера, которые должны были нивелировать общий уровень строения. Внутренняя сторона делалась из необработанных валунов. Центральная часть фундамента между внешними и внутренними линиями крупных блоков и валунов забутована более мелкими камнями. Ими же также закладывались щели и полости внешней части фундамента. Верхние слои сложены «насухо». Ширина фундамента стены молельного помещения – 1,05 м, высота с внешней стороны, обращённой к воде – 0,55–0,8 м. По визуальным наблюдениям можно говорить, что северная стена сложена из трёх рядов камней, южная и западная – из двух. Общая длина фундамента здания по длинной оси – 27,2 м, наибольшая ширина – 10,7 м. Внутренние каменные выкладки между притвором, кафоликоном и алтарём, которые обычно делали «вперевязку» с периметральным контуром, отсутствуют. Внутренняя стена есть только между колокольней и притвором. Более лёгкая конструкция колокольни, наверно, не требовала значительной каменной основы, и поэтому фундамент под ней имел, по сравнению с остальной частью церкви, меньшую ширину – 0,6 м, и был сложен «небрежно», из «диких» камней небольшого размера, не скреплённых раствором. Дверной проём с запада намечен «схематично». В границы раскопа вошёл фрагмент фундамента алтаря южной стены церкви. Он был раскрыт на участке длиной 4,5 м. Его ширина – 1,05 м, но в месте загиба она увеличивается до 1,4 м. В высоту кладка состоит из трёх рядов камней: двух больших и сверху более мелких для выравнивания. Для постройки использовались камни размерами от 0,3 х 0,4 м до 0,6 х 0,8 м и толщиной 0,15–0,3 м. Подошва фундамента с внутренней стороны находилась на глубине 0,3 м от с.д.п., с внешней, где существует естественный наклон поверхности – 0,4 м от с.д.п. Специальная траншея для камней в этой части фундамента не прослежена, т.е. их укладывали на выровненную песчаную поверхность. Стратиграфическая колонка под кладкой фундамента идентична ситуации на остальной площади раскопа. Каменная кладка в южной части раскопа, в 0,5 м к югу от стены здания – это остатки основания церковной ограды. Она сложена из небольших камней (размерами 0,25–0,35 м), находящихся на 0,3–0,35 м ниже, чем верхний уровень фундамента. На фотографии начала ХХ в. хорошо видно, что по внешнему периметру церкви находились декоративный деревянный забор с двустворчатыми воротами с южной стороны, и за его пределами – редкие могилы с крестами и деревянными «домиками мертвых». Церковная ограда находилась рядом с алтарной стеной церкви. Возможно, это связано с тем, что её строители не хотели повредить уже существовавшие захоронения. Алтарная преграда. В северной части исследованного участка на уровне 0,6 м от с.д.п. выявлена продолжающаяся в северную бровку цепочка из вертикально установленных, плотно составленных тринадцати столбов (точнее, их оснований высотой 0,26 см), прослеженная в пределах раскопа на протяжении 3,2 м по условной линии север – юг, перпендикулярно длинной оси здания. Диаметр брёвен одинаковый – 0,25 см, что соответствует среднему размеру стволов, используемых в домостроении. В верхней части они полностью обуглены, но хорошо сохранилась структура древесины, их нижние части не подверглись термическому воздействию и представляют собой древесный тлен. С брёвен снята кора. Их верхние плоские торцы, вероятно, спилены, а нижние имеют округлое окончание. Канавка, в которую врыты брёвна, заглублена в материковый песок на 0,32 м, ширина – 0,42 м, заполнение – песок чёрного цвета с большим содержанием углей. С обеих сторон, на одном уровне с верхним краем «стенки» фиксировались остатки сгоревшего пола. Фрагмент древесины из нижней части одного из брёвен использован для проведения радиоуглеродного анализа [20]. Его калиброванный календарный возраст приходится на два интервала: 1636–1668 гг. (51,6%) и 1625–1678 гг. (55,3%). Радиоуглеродный возраст образца – 252±30 л.н. (SPb 1128). Также сделан радиоуглеродный анализ угля из верхней части этого же бревна: калиброванный календарный возраст приходится на два интервала: 1643–1665 гг. (55,8%) и 1632–1671 гг. (64,3%). Радиоуглеродный возраст образца – 248±25 л.н. (SPb 1127). Таким образом, время строительства приходится на середину XVII в. Установка деревянных свай в нижней части фундаментного рва – это старинный и распространённый строительный приём при создании каменного основания здания. Но использование его в качестве фундаментной опоры для такой лёгкой конструкции, как алтарная преграда, специалистам по церковному строительству не известно [21]. Кладки. В границах алтарного пространства церкви выявлены две каменные кладки. Кладка 1 находится в западной части раскопа, проступила одним уровнем на глубине 0,56–0,58 м от с.д.п. Она выложена из уплощённых камней размерами 0,2–0,6 х 0,15–0,3 м, в южной её части уложенных в два ряда. Её общие размеры – 1,8 х 1,05 м. Слой между камнями – единообразный с окружающим фоном – чёрный углистый. Под камнями находилась истлевшая древесина толщиной 3 см и ниже чёрный песок, который продолжался без западаний до контакта с тёмно-жёлтым песком ещё на 0,1 м. Находки при разборке кладки: оконница слюдяная (1), скоба железная (1), гвозди кованые (4), кусочки слюды серебристого цвета (3), фрагменты бересты. Нужно отметить, что кладка 1 и остатки столбовой конструкции находятся на одной линии, но пока трудно точно понять характер взаимосвязи между ними. Представляется наиболее вероятной ситуация, что ряд брёвен, вкопанных в землю, можно рассматривать, как сохранившуюся нижнюю часть алтарной преграды, созданную одновременно с каменной выкладкой, которая сделана в месте, где в православном храме располагаются Царские врата. Кладка 2 установлена в центре «поздней» ямы, примыкающей к восточной бровке раскопа. Яма в плане округлой формы, с ровным дном, отвесными краями и размерами 1,6 х 1,3 м. Её дно находилось на уровне 0,87 м от с.д.п. Она была сделана именно для установки в ней кладки 2. Камни размерами 0,2–0,4 х 0,15–0,25 м уложены аккуратно в два ряда. Самый верхний камень находился на глубине 0,63 м от с.д.п. Размеры кладки – 1 х 0,9 х 0,2 м. Заполнение между камнями – тёмно-жёлтый, с крошкой кирпича и известкового раствора песок. Слой под камнями – жёлтый песок мощностью 0,06 м и ниже – материковый светло-жёлтый песок. Кладка 2 находится в условном центре алтаря. Выскажем предположение, что это «закладной камень» – место престола, созданное при восстановлении церкви после пожара 1855 г. Специально выложенные каменные основания престолов и примыкающие к ним особые опоры для запрестольных крестов известны по результатам раскопок московских храмов XVI–XVIII вв.[22] Погребения. При зачистке материка на уровне 0,86 м от с.д.п. в центре раскопа выявлены не потревоженные, хорошей сохранности два костяка, лежащие друг на друге в одной могильной яме. На поверхности место могилы визуально ничем не отмечено: ни холмиком, ни западанием почвы, ни валунной «оградкой» и т.п. Погребение заглублено в материковый крупнозернистый светло-жёлтый песок на 0,12 м. Ориентировка захоронений полностью совпадает с длинной осью церкви, т.е. головой на западный сектор горизонта. Форма могильной ямы стандартная – в плане подпрямоугольная, со скруглёнными углами, отвесными стенками и ровным дном, с сужением при углублении. Верхняя поверхность могильной ямы стала «читаться» на уровне 0,45 м от с.д.п. как пятно насыщенного чёрного углистого песка в плане подпрямоугольной формы со скруглёнными углами размерами 1,8 х 0,7 м. Она прорезала вышележащий угольный слой. Заполнение ямы (крупнозернистый жёлтый песок) чётко контрастирует с окружающим более светлым материковым слоем – песком светло-жёлтого цвета. Сохранность погребального деревянного сооружения, предназначенного для укладки тела умершего, минимальная. У верхнего погребенного фрагментарно прослеживается тонкая полоса древесного тлена тёмно-коричневого цвета (толщиной до 0,7–1 см) от боковых и нижних досок нетипично вместительного гробовища (размеры 1,7 х 0,5 м). В нижнем погребении остатки гроба не удалось зафиксировать, но мы не можем утверждать, что они отсутствовали. Погребение 1. Верхний уровень гробовины проявился на глубине 0,9 м от с.д.п. Хорошей сохранности костяк мужчины 40–45 лет (длина 1,56 м) лежал в вытянутом положении на спине, с сохранением анатомического порядка костей, головой на запад. Руки согнуты в локтях и положены друг на друга на животе – левая на правой. Череп лицевой частью обращён на север. Следов какой-либо «подстилки» под костяком не обнаружено. Находки, берестяное покрытие, погребальная обувь и следы термического воздействия на костях отсутствовали. В верхнем юго-западном углу западной стенки гроба обнаружен вбитый горизонтально гвоздь. Он типично для «гробовых» гвоздей небольшой – длиной 5,6 см. Сохранились остатки древесины около его шляпки. Почему он единственный – неясно. Фрагмент кости погребённого 1 использован для проведения радиоуглеродного анализа [23]. Его калиброванный календарный возраст приходится на два интервала: 1632–1673 гг. (63,4%) – 1644–1665 гг. (54,7%). Радиоуглеродный возраст образца – 246±25 л.н. (SPb 1067). Погребение 2 находилось ниже дна погребения 1 на 0,02 м. Верхний уровень костяка (верх черепа) проступил на глубине 0,96 м от с.д.п. Костяк удовлетворительной сохранности (длина – 1,63 м) располагался в анатомическом порядке в вытянутом положении на спине, головой на запад. Череп лежал на затылочных костях. Кисти рук скрещены в области тазовых костей: правая поверх левой. Находок нет. Заполнение погребения отличается от засыпки вышележащего костяка – более тёмный, тёмно-жёлтый с углистостью песок. Могила находилась под полом алтаря, в подклети церкви, что является нередкой ситуацией в православных храмах Русского Севера, которые, как и большинство жилых строений, традиционно приподнимались над землей. Это давало возможность постоянного доступа верующих через отдельный вход для поклонения местночтимым святыням. Однако, положение тел погребённых можно считать неординарным для этого региона. Случай подзахоронения «стопкой» в одну могилу нами зафиксирован один раз при раскопках могильника в с. Варзуга в 2012 г.: друг на друга были уложены три гроба с телами взрослых и поверх их – три колоды с погребениями младенцев. Но при раскопках планиграфически хорошо наблюдалось, что для каждого нового захоронения взрослых отрывалась новая могильная яма с небольшим смещением по отношению к предыдущему котловану, что указывает на их разновременность [24]. Анализ же планиграфии могилы и костяков на Монастырском Наволоке позволяет считать, что оба тела были захоронены вместе или через очень небольшой временной промежуток. С большой степенью уверенности мы склоняемся преимущественно к первому предположению. В чем причина такой ситуации? Если в случае с варзужскими погребениями мы можем предполагать «дефицит» свободной площади на церковном кладбище, то в монастырской церкви в Кандалакше – это единственное захоронение в раскопе. И располагается оно в алтарном пространстве, по нашему мнению, очень «символично» – между престолом и царскими вратами. Вопросы локализации погребений в русских монастырских храмах успешно рассматривала И. А. Шалина. Приведём основные выводы её интересных исследований [25]. В православных храмах Руси наиболее почётные места для захоронений были в западных частях церквей, прежде всего, в юго-западном углу и у южной стены, значительно реже – у западных подкупольных столпов. Согласно житиям святых отцов в XII–XVII вв., существовала устойчивая традиция погребать преподобных, основателей монастырей и первых игуменов вне собора, около юго-восточного угла «алтаря церковного», за внешней – «полуденной», южной стороной дьяконника [26]. После обретения их нетленных останков, для проведения поминальных служб, раки устанавливались на солее, перед стеной иконостаса, перед входом в дьяконник. Отдельные значимые захоронения располагали и в боковых алтарях (дьяконниках или реже в жертвенниках), которые тем самым превращались в посвященные им приделы. Такую ситуацию – погребение в алтарном пространстве, в дьяконнике, мы можем наблюдать и в нашем случае. Почему не сохранилось легендарных преданий об этом редком и, несомненно, важном захоронении, четыре столетия остававшемся под спудом? Очень много прозаичных примеров, когда монашеские могилы даже известных старцев - основателей общерусских обителей, быстро забывались и терялись, и уже через пятьдесят лет никто из братии не мог точно указать место их последнего упокоения. Это стандартная и естественная норма православной монашеской традиции на севере России: окончание земного пути инока, какой бы высокий иерархический пост он не занимал при жизни, не обставлялось никакой мемориальной и престижной атрибутикой. Кто эти люди, удостоенные редкой чести быть похороненными в алтаре около диаконских врат, а не менее традиционно и почётно под папертью или в притворе, или на ближнем кладбище обители? Настоятель, монастырские строители, ктитор или простые иноки, принявшие мученический венец? Почему их погребение было одновременным и устроенное таким «странным» способом? Имея на руках только скупую информацию раскопок, мы не можем сейчас ответить на эти важные для нас вопросы. Атропологический анализ. Погребение 1. Скелетные останки принадлежали мужчине 40–45 лет. Прижизненная длина тела погребенного, рассчитанная по формулам А. Тельккя, С. Дюпертюи и Д. Хэддена при наибольшей длине бедренной кости 429 мм, составляла около 164–165 см [27]. По рубрикациям Д. В. Пежемского и Р. Мартина реконструируемая длина тела попадает в категорию средних [28]. Рельеф мест крепления мышц на длинных костях выражен умеренно, размеры бедренной, большеберцовой и плечевой костей небольшие. Череп удовлетворительной сохранности (Рис. 1). По рубрикациям В. П. Алексеева и Г. Ф. Дебеца[29] череп можно описать как мезо-долихокранный, с высоким сводом, узким лицевым скелетом, несколько уплощённым на уровне орбит и сильно выступающим к линии профиля носом. На черепе зафиксированы следы инфекционных заболеваний, в том числе – пародонтит нижнего левого моляра, первого, второго правых верхних моляров (третий утрачен при жизни), третьего верхнего левого (первый утрачен при жизни). На левой теменной кости, параллельно сагиттальному шву и рядом с ним на уровне теменных бугров хорошо заметно углубление верхней компакты кости диаметром около 17 мм (Рис. 2). Края углубления сглажены, поверхность неровная. Вероятнее всего, углубление представляет собой след хорошо зажившей травмы от удара тупым предметом. Следы воспаления на лобной кости указывают направление воспалительного процесса. Проведено сопоставление черепа из погребения 1 по ряду краниометрических показателей с краниологическими сериями с территории Восточной Европы X–XVII вв. (первый анализ) и XVII – начало XX в. (второй анализ). Сопоставление осуществлялось методом вычисления расстояний Махаланобиса (программа Б. А. Козинцева CANON) по десяти краниологическим признакам (№№ по Мартину и др.: 1, 8, 17, 9, 48, 55, 51, 52, 75 (1), 77). В числе средневековых серий наибольшей степенью сходства с погребенным характеризуются выборки из курганно-жальничных могильников Озертицы XII–XIV вв. (6.0), Славенка XIII–XIV вв. (10.0), а также серия из Старой Тотьмы XIII–XV вв. (8.9) [30]. Среди групп XVII – начала XX в. наиболее близки к кандалакшскому черепу выборки карел из Кондиевуары (7.0) и Чикши (7.2), мордвы терюхан (7.3), а также финнов провинции Южная Похъянмаа (7.8). Этот результат не следует рассматривать как свидетельство принадлежности погребенного к определённой этнической или территориальной группе. Он свидетельствует о высокой вероятности принадлежности погребенного к североевропейскому кругу популяций. Погребение 2. Скелетные останки принадлежали мужчине 30–40 лет. Прижизненная длина тела, рассчитанная по формуле А. Тельккя, С. Дюпертюи и Д. Хэддена составляла около 161–162 см (при наибольшей длине бедренной кости 41,4 см). По рубрикациям Д. В. Пежемского и Р. Мартина, длина тела погребенного попадает в категорию ниже средней. Рельеф мест крепления мышц на плечевых костях выражен отчётливо, при меньших продольных размерах диаметры длинных костей конечностей больше, чем у погребенного 1. Размеры бедренной, большеберцовой и плечевой костей также относятся к категории небольших. Череп плохой сохранности, с разрушенными основанием и лицевым скелетом, частично посмертно деформирован. Череп брахикранный, с метопическим швом, очень широким, уплощенным во фронтальной плоскости лбом и широким носом. Рельеф надглазничной области менее выражен, чем у погребенного 1. Находки. Коллекция вещевого материала из раскопа небольшая – 674 экз. (в среднем 21 шт. на 1 м2). Среди них, как индивидуальные артефакты, определены 124 экз. Мощность культурного пласта позволяет использовать стратиграфические наблюдения для установления времени попадания разных находок в слой. Удалось выявить определённую планиграфическую приуроченность местонахождений отдельных предметов в алтаре церкви. Находки в основном встречались на уровне 0,2–0,6 м от с.д.п. Кроме явно современных вещей, как например, оконное и бутылочное стекло, осколки фаянсовой посуды, есть и предметы более раннего времени, среди которых датирующие вещи отсутствуют. В рамках статьи ставится задача предварительно наметить основные виды находок и определить общие хронологические рамки их существования. Но возникают трудности с атрибутированием и датированием, т.к. основная масса кованых находок из железа имела продолжительное бытование на протяжении XVI–XIX вв. Это не позволяет уверенно разделить большинство предметов на разновременные группы, и датировки ряда вещей носят предварительный характер. Как обычно, самые массовые находки при раскопках разрушенных строений – это строительно-крепёжные и мебельные гвозди – 328 шт. В первую очередь, они делятся на фрагментированные (150) и целые экземпляры (178). В количественном отношении преобладают четырёхгранные гвозди, изготовленные вручную и машинным способом – 165 экз. [31] Гвозди несут следы деформации и термического воздействия, имеют подквадратную или подпрямоугольную форму в поперечном разрезе стержня (0,4–0,6 х 0,4–0,7 см), плоскую расплющенную шляпку в плане подпрямоугольной формы и плавное сужение к острию по всей длине. Наиболее распространённая длина стержней кованых «гвоздей прибойных» в основном варьирует в пределах от 7 до 11 см (преимущественно – 8,5 и 10,5 см). Такая же ситуация наблюдалась и на материалах раскопок 2010 г. церкви свв. Бориса и Глеба на р. Паз в Печенгском р-не Мурманской области [32]. Небольшое количество «современных», изготовленных машинным способом тянутых гвоздей с круглым сечением (13 шт.) говорит о незначительных подновлениях церкви в конце XIX – 1 половине ХХ в. (рис. 2: 10) Мелкие гвозди (30 шт.) могли крепить к деревянной основе металлические накладки, ткань или бересту. Они имеют округлую шляпку диаметром до 1,1 см, толщину подквадратного стержня 0,3–0,4 см и длину от 2,2 до 5,6 см. К типу «обойных» гвоздей относят экземпляры длиной до 0,25–0,3 см [33]. Как отдельную, интересную группу строительно-крепёжного инвентаря можно рассматривать железные скобы. Обычно на более южных позднесредневековых памятниках, если не далекой Центральной России, то хотя бы Русского Севера, в комплексе с гвоздями – это очень многочисленный блок находок в археологических коллекциях. На Кольском полуострове при раскопках церквей в Печенге, Варзуге, Борисоглебске они, почему то встречались единично, поэтому при камеральной обработке материалов относились к группе индивидуальных предметов. Немного их и в раскопе 2013 г. в Кандалакше (70 экз.), но они уже составляют 10,5% от общего количества всех находок. Однозначно, что сведение к минимуму использования «строительного железа» – это специфика домостроения на Севере. Конечно, могли быть и другие важные дополнительные причины, объясняющие ситуацию – например, что строительная «поковка» была привозной, соответственно дорогостоящей и максимально экономилась при работах. Скобы единообразны – «циркулеобразной» формы – согнутые под острый угол (около 40о) тонкие железные пластины с заострёнными концами и с расширенной центральной частью. Одна «ножка» скрепы часто немного короче другой на 1–1,5 см. Средние размеры: толщина – 0,3–0,4 см, ширина в месте сгиба – 0,8–1,1 см, расстояние между концами – 2,5–3,6 см, максимальная длина – 7 см, а минимальная – 2,5 см. В основном они концентрировались в южной части алтаря – дьяконнике на уровне 0,4–0,7 м от с.д.п.). Морфологическая однотипность скоб подразумевает, возможно, одновременность их изготовления. (рис. 1: 1–11) Отметим среди кованого строительного инвентаря незначительное число пробоев – 6 экз. Они небольшие по величине (max 8х2 см), изготавливались из тонкого железного стержня. (рис. 1: 12, 2: 1–4) В целом коллекцию трудно назвать насыщенной яркими и выразительными предметами и только единицы из них следует описать подробнее. Слюда. Фрагментов оконниц-«шитух» найдено немного – 7 экз. Встречались в раскопе и небольшие невыразительные отслоившиеся слюдяные «чешуйки» мусковита, но также очень единично – 5 шт. Соотносятся они с нижними слоями стратиграфической колонки. Среди частей слюдяных оконниц нет ни одного целого экземпляра (максимальные размеры 8х5 см), и по наличию характерный заломов можно утверждать, что все они были сломаны. По форме это были разносторонние трапеции. Только на четырёх экземплярах присутствуют характерные сквозные отверстия от проколов иглой, сделанные по краю через равные промежутки приблизительно в 1–1,5 см. При толщине в 1 мм пластинки обладают хорошей для крепления жёсткостью и прозрачностью. Рабочие отходы подтверждают наблюдение, что отобранные для «стекления» нужного качества пластинки слюды были небольших размеров и в процессе подгонки они резались на месте из имеющегося сырья на многоугольники. (рис. 3) Несколько неожиданным было присутствие в культурном слое большого количества «нестандартной» по виду непрозрачной слюды мусковита серебристого и золотисто-жёлтого цветов, неподходящих для создания оконниц (129 экз. – 513 г), который первоначально определили как вермикулит [34]. Её визуально по цвету можно разделить на три группы: неизменённая серебристо-серая, серебристая и золотистая. Два последних вида слюды имеют такие цвета, так как по всей вероятности они подверглись термическому воздействию при температуре не менее 850°С, вызывающую дегидратацию и разложение. Золотистый цвет слюды возникает при более высокой температуре нагревания, поэтому находки «золотой» слюды встречались в слое выше, чем «серебряной». Слюда была привезена к устью р. Нива. Некоторые кусочки имеют ровные края, возникающие при отрезании, правда, неясно, когда это произошло – при добыче в «ломках» или при последующей переработке. Все же, вероятно, в подклети церкви она только хранилась. При первичной переработке слюды возникает много слюдяной пыли и крошки, которая отсутствовала в почве. Единственно, что можно предположить, что мусковит золотистого и серебристого цветов использовался для декоративного оформления. В этом случае возникают две версии о характере термического воздействия на слюду – преднамеренный обжиг с целью изменения цвета или случайное влияние огня в ходе пожаров. Ближайшие к Кандалакше залежи мусковита – это п. Риколатва и п. Ёна (Ковдорский р-н Мурманской обл.) или п. Чупа (Лоухский р-н РК). В конце XVII в. кандалакшские иноки «с крестьянами вобче» добывали "немалым промыслом" слюду также в горе Орловке, что находится в 40 км к югу от монастыря. В описи 1705 г. этот промысел уже не упоминается, т.к. он стал монополией государства [35]. По результатам химического анализа слюда из раскопа наиболее близка к образцам из месторождения около п. Ёна, которое имеет выходы на поверхность. Оригинальная находка железного кованого предмета сделана на глубине 0,56 м от с.д.п. в южной части алтаря. Его общая длина – 9,3 см. Он имеет втулку подквадратного сечения (1 х 1,1 см), сужающуюся к верху, длиной 6 см, с четырёхугольным отверстием для насаживания на металлический стержень. К втулке приварено «V»-образное навершие. Расстояние между его концами – 7,8 см. Коллегами, связанными с военно-исторической тематикой, высказано предположение, что это фуркет – верхняя часть сошки-подставки под позднесредневековое ручное огнестрельное оружие (аркебуз, мушкет, пищаль) [36], грубо изготовленный в крестьянской кузнице. В археологической литературе нам известен только один случай описания подобного предмета [37]. Но нельзя полностью исключить и возможность другой интерпретации этого артефакта. (рис. 2: 5) К ременной фурнитуре относится разломанная пополам железная пряжка. Прямоугольная рамка имеет квадратное сечение (0,5 см), сохранился широкий пластинчатый язычок. Подобные формы бытуют с XIII по XVIII в. [38] (рис. 2: 9) Массовая категория кузнечных изделий – черенковые ножи представлена только одной сильно коррозированной находкой. Его общая длина – 13 см, длина клинка – 10,6 см, ширина лезвия – 2,7 см, длина обломанного насада – 2,2 см. Режущая кромка прямая, с сужением к острию. Основание клиновидного лезвия плавно переходит в рукоять, а линия спинки полотна образует чёткий уступ при соединении с черенком. Ощущается сработанность лезвия. Нож можно отнести к типу универсальных хозяйственно-кухонных. (рис. 2: 11) Несмотря на то, что раскопки проводились на территории церкви, полностью отсутствуют предметы связанные с православной культурой. Единственно следует вычленить небольшой кусочек расплавленного серебра с большим содержанием меди, который с большими оговорками можно рассматривать как деформированный фрагмент церковного убранства (часть оклада?). Это странно, так как, например, в коллекции церкви свв. Бориса и Глеба на р. Паз блок «православных» находок значителен [39]. В описании храма начала XVII в. упоминается «под церковью анбар кладный», что объясняет присутствие в северной части раскопа внизу культурного слоя небольших спёкшихся комочков обугленных зёрен ржи (Secale cereale). По мнению специалистов, по размеру они несколько меньше, чем современные виды этой озимой посевной культуры [40]. В верхней части культурного пласта встречались мелкие фрагменты костей, которые можно отнести к человеческим останкам, скорее всего, они попали внутрь периметра фундамента вместе с привозным грунтом. Костей животных нет. Керамика. В результате раскопок 2013 г. обнаружены 22 небольших фрагмента керамики предположительно от четырёх - пяти гончарных сосудов, по форме относимых к горшкам [41]. Они встречались преимущественно в северной части раскопа. Основную часть керамической коллекции составляют фрагменты из красножгущейся глины. Кусочек лощёной посуды только один. Красноглиняная керамика: обломки венчиков сосудов (4), фрагменты плечиков (3), обломки днищ (2), остальные черепки представлены мелкими кусочками стенок боковых частей горшков без орнамента (max 4,5 х 4 см и толщиной до 0,7 см). Цвет керамики варьирует от тёмно-оранжевого до тёмно-коричневого и чёрного, что связано не только с технологией изготовления сосудов, но и сильным воздействием огня. От пребывания в пожаре три фрагмента из коллекции керамики сильно ошлакованы. По технологии изготовления среди красноглинянной керамики можно выделить две группы: «грубую» красноглиняную и керамику из хорошо промешанного теста с мелкими примесями песка, которая относится к поздним формам Новейшего времени. К «грубой» красноглиняной керамике отнесены два верхних профиля горшков и несколько фрагментов стенок. Тесто черепков с примесью среднего песка и блестками биотита. Из-за слабого обжига наблюдается отслоение поверхности ряда фрагментов. Малочисленность и небольшие размеры керамики не позволяют реконструировать форму горшков. Большая часть коллекции относится ко второй группе керамики, представленной как минимум двумя сосудами, которые по форме можно датировать периодом Нового времени. По имеющимся фрагментам верхних профилей, один из них – горшок небольшого объёма с диаметром устья примерно 16–18 см. В целом керамическую коллекцию раскопок 2013 г. можно отнести к периоду XVIII–XIX вв. Подобная керамика широко представлена в материалах известных памятников беломорских поселений Поморского и Терского берегов Белого моря: г. Кемь, низовье р. Выг, с. Сумпосад, с. Нюхча и с. Варзуга [42]. Выводы. Анализ материалов первых раскопок на Монастырском Наволоке предоставляет нам очень интересную информацию для осмысления истории этой древней православной обители Русской Лапландии. Главные результаты археологических работ 2013 г. – это выявление хорошей сохранности не потревоженного позднесредневекового культурного слоя и подтверждение перспективности дальнейших изысканий на этом приустьевом участке р. Нива. Важным было обнаружение в южной части алтарного пространства «оригинального» двойного захоронения середины XVII в., которое с большой степенью уверенности можно интерпретировать, как монашеское и «статусное». Пока результаты раскопок не подтвердили предположение Д. С. Лоскутова о том, что церковь построена поверх древнего монастырского кладбища [43]. Храм Рождества Пречистой Богородицы уникален среди известных сегодня остатков православных памятников Кольского полуострова. Это единственный случай хоть и «позднего», но отлично сохранившегося каменного фундамента церкви, накрывающего неразрушенные пятисотлетние культурные наслоения. Несомненно, он достоин музеефикации, как прекрасный исторический объект, и как значимая православная святыня. Конечно, очень интересно провести работы и вне пределов церкви. Более систематический характер изучения усадьбы обители расширит наши представления о слабо освещенном письменными источниками облике монастыря, о материальной культуре и быте его насельников.
[1] Шахнович М. М. Древний храм святых Бориса и Глеба на реке Паз: опыт историко-археологического исследования // Четвёртые Феодоритовские чтения / Север и история. СПб., 2012. С. 181–215. [2] Шахнович М. М. Работы в Трифоново-Печенгском монастыре (Мурманская обл.) // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Вып. 26. В. Новгород, 2012. С. 166–177; Шахнович М. М., Широбоков И. Г. Позднесредневековый могильник с. Варзуга: итоги работ 2011–2012 гг. // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Вып. 27. В. Новгород. С. 97–114. [3] Гурина Н. Н. К вопросу о лабиринтах Беломорья // Археологический сборник. Петрозаводск. 1947. С. 86–93. [4] Шмидт А. В. Древний могильник на Кольском заливе // Кольский сборник. Л., 1930. С. 120. [5] Горецкий Г. И. Некоторые данные о неолитических стоянках Кольского перешейка // Труды советской секции INQUA. Вып. III. Л., 1937. С. 114–118. [6] Гурина Н. Н. Результаты археологического обследования южного побережья Кольского полуострова // КСИИМК, 1947. Вып. ХХI. С. 55–57; Гурина Н. Н. Некоторые данные о заселении южного побережья Кольского полуострова // СА. 1950. XII. С. 106. [7] Титов Ю. В., Анпилогов А. В., Лобанова И. Ю. Кольская археологическая экспедиция // АО-1974. М., 1975. С. 41. [8] Песонен П. Э. О двух древних поселениях в низовье р. Нива // СА. 1977. № 1. С. 126–138; Песонен П. Э. Мезолитические памятники Кандалакшского берега // Мезолитические стоянки Карелии. Петрозаводск, 1978. С. 94–160; Песонен П. Э. Неолитические памятники Кандалакшского берега Белого моря // Новые памятники Карелии и Кольского полуострова. Петрозаводск, 1980. С. 37–79. [9] Титов Ю. В., Песонен П. Э. Новые памятники на Кольском полуострове // АО–1971. М., 1972. С. 10. [10] Жульников А. М. Отчёт о работах Беломорской археологической экспедиции КГКМ в 2006 году // НА НМРК. Д. 5632. С. 31. [11] Подробный обзор историографии этого вопроса см. Никонов С. А. Кандалакшский монастырь в XVI–XVIII вв.: исследования и материалы. Ч. 1. Очерки истории. Мурманск, 2011. С. 12–20, 75–86. [12] «Приехаше в Москве лопляне с моря Окияна, из Кандалакшской губы, усть Нивы реки, из дикой лопи и били челом государю и просили антиминса и священников церковь свящати и просветити их святым крещением, и государь велел архиепископу Макарию послати из Новагорода от соборныя церкви священника и диакона, и они ехавши свящали церковь Рождества Иоанна Предтечи и многих лопян крестиша». См. ПСРЛ. 1853. Т. 6. С. 289. [13] «На Кандолошской губе на усть реки Нивы над морем против Кандолошские волости за рекою на наволоке монастырь общей. А по Васильевым книгам Агалина да подъячего Степана Соболева написано в том монастыре церковь Николы Чюдотворца да 2 предела Петра и Павла да Зосимы и Саватия Соловетцких чюдотворцев да тёплая церковь Рождество Пречистые Богородицы, а в церкве образы и книги да колокол один строение царя и великого князя, а три колокола поставил строитель тогоже монастыря, и в 98 году те обе церквы сожгли свитские немцы, как воевали волость Кандолокшу». Цит. по Харузин Н. Русские лопари. Очерки прошлого и современного быта / Выписка из писцовой книги Алая Михалкова 116, 117, 119 гг. М., 1990. С. 459. [14] «… в нынешнем де во 123-м году о Рождестве Христове приходили де к ним в Поморе войною литовские люди и черкасы, и монастырь де их вес до основания разорили и выжгли, и крестьян высекли, и соляные промыслы с солью выжгли, и игумена и старцов и слуг мучили и посекли, и казну монастырскую всю пограбили, и лошади монастырские все поимали, и хлебные запасы конми вытравили». Цит. По Никонов С. А. Кандалакшский монастырь… С. 91. [15] Цит. по Ушаков И. Ф. На Усть-Ниве реке / Избранные произведения. Вып. III. Мурманск, 1998. С. 47. [16] «Монастырь Рождества Пресвятые Богородицы Кандалошский стоит в Кондалошской губе в наволоке, по одну сторону монастыря река Нива, по другую сторону монастыря губа, а над тем монастырём великая высокая гора каменная вблизости мало восходная, а у того монастыря ограды нет». Цит. По Шургин И. Н. Исчезающее наследие. М., 2006. С. 37. [17] ГААО. Ф. 29. «Архангельская духовная консистория». Оп. 31. Д. 318. «Опись имущества церквей разных приходов Кольской округи за 1834 г.»; Ф. 831. «Кандалакшский монастырь». Оп. 1. Д. 268. «Книга переписная церкви Рождества Пресвятые Богородицы Кандалакшского монастыря». 1710 г.; Ф. 1025. Канцелярия архиепископа Архангельского и Холмогорского". Оп. 3. Д. 27. «Книга Кандалакшского монастыря строителя монаха Пахомия. 1705 г.». Цит. По Шургин И. Н. Исчезающее наследие. … С. 37. [18] Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской епархии. Архангельск, 1896. Вып. 3. С. 191–194. [19] Беляев Л. А. Глазунова О. Н., Зеленцова О. В., Капитонова М. А., Майорова Е. В., Русаков П. Е., Тихова О. А. Новый Иерусалим как объект археологии: результаты исследований 2009–2010 гг. // Труды III (XIX) Всероссийского археологического съезда. Т. 1. СПб. М., 2011. С. 211–212. [20] Определения произведены М. А. Кульковой (изотопная лаборатория РГПУ им. А. И. Герцена, Санкт-Петербург). [21] Консультация архитектора – реставратора И. Н. Шульгина. [22] Беляев Л. А., Тихова О. А. Опорные камни престолов и запрестольных крестов в храмах Москвы 16–18 вв. // РА. 2012. № 2. С. 168–172 [23] Определения произведены М. А. Кульковой (изотопная лаборатория РГПУ им. А. И. Герцена, Санкт-Петербург). [24] Широбоков И. Г., Шахнович М. М. Антропологический состав позднесредневекового населения Терского берега Белого моря (по материалам раскопок некрополя Свято-Никольской церкви с. Варзуга // Записки ИИМК РАН. Вып. 8. СПб., 2013. С. 193–202. [25] Шалина И. А. Локализация погребений русских чудотворцев в монастырских храмах и их символическое значение // Seminarium Bulkinianum. II. К 70-летию со дня рождения Валентина Александровича Булкина. СПб., 2007. С. 167–202; Шалина И. А. Захоронение преподобного Иосифа Волоцкого и символическая традиция места погребения русских чудотворцев // Преподобный Иосиф Волоцкий и его обитель. М., 2008. С. 126–152. [26] Шалина И. А. Место захоронения преподобного Саввы Сторожевского // Преподобный Савва Сторожевский. Иконография XV – начала ХХ в. М., 2013. С. 20–21.
[27] Использованы формулы по Алексеев В. П. Остеометрия. Методика антропологических исследований. М., 1966. [28] Пежемский Д. В. Изменчивость продольных размеров трубчатых костей человека и возможности реконструкции телосложения. Автореф. дис. … канд. биол. наук / М., 2011. [29] Алексеев В. П., Дебец Г. Ф. Краниометрия. Методика антропологических исследований. М., 1964. [30] Гончарова Н. Н. Особенности антропологического типа новгородских словен в связи с вопросами их происхождения. Народы России: от прошлого к будущему. Антропология. Ч. 2. М., 2000. С. 66–94; Санкина С. Л. Этническая история средневекового населения Новгородской земли по данным антропологии. СПб., 2000.
[31] В данном случае подсчитывались только целые фрагменты. [32] Шахнович М. М. Древний храм святых Бориса и Глеба на реке Паз: опыт историко-археологического исследования // Четвёртые Феодоритовские чтения / Север и история. СПб., 2012. С. 192. [33] Колчин Б. А. Железообрабатывающее ремесло Новгорода Великого // МИА. № 65. М., 1959. С. 112. [34] Определение н.с. лаборатории геологии, технологии и экономики минерального сырья ИГ КНЦ РАН Л. С. Скамницкой и О. В. Букциной. [35] Ушаков И. Ф. На Усть-Ниве реке / Избранные произведения. Т. III. Мурманск, 1998. С. 48. [36] Шереметьев Д. А. К вопросу о типологии прикладов: аркебуз и мушкет // Война и оружие. Новые исследования и материалы. Ч. IV. СПб., 2013. С. 439–447. [37] Попов И. А. К находке фуркета (ружейной сошки) на Заволжском посаде города Твери // Тверь, Тверская земля и сопредельные территории в эпоху Средневековья. Вып. 5. Тверь, 2005. С. 315–322. [38] Колчин Б. А. Железообрабатывающее ремесло Новгорода Великого // МИА. № 65. М., 1959. С. 107. [39] Шахнович М. М. Древний храм святых Бориса и Глеба … С. 196–197. [40] Определение к.с.н. доцента кафедры агрономии и землеустройства агротехнического факультета ПетрГУ Е. В. Николаевой. [41] Определение Т. П. Амелиной. [42] Амелина Т. П. Из истории средневековых поселений Беломорья // Комплексные гуманитарные исследования в бассейне Белого моря. Петрозаводск, 2007. С. 66–78; Амелина Т. П. Позднесредневековая керамика из раскопок на мысе Колгуев острова Анзерский Слоловецкого архипелага (работы 2009 г.) // Археология Севера. Вып. 5. Череповец, 2014. С. 98–109; Шахнович М. М., Галеев Р. М., Лейбова (Суворова) Н. А., Хартанович В. И. Археолого-антропологические работы в 2011 году в с. Варзуга (Мурманская обл.) // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Вып. 26. В. Новгород, 2012. С. 149–166. [43] Лоскутов Д. С. Обзор кладбищ Кандалакши // Некрополи Кольского Севера: изучение, сохранение, коммуникация. Мурманск, 2013. С. 140.
|
|
В начало страницы | |
|
|